Морозовская династия. Династия Морозовыx

Предприниматели Морозовы

Михаил, Иван и Арсений Морозовы - сыновья знаменитой предпринимательницы и благотворительницы Варвары Алексеевны Морозовой от брака с Абрамом Абрамовичем Морозовым, наследники «текстильной империи» Морозовых.

По-разному сложились их судьбы. Но, безусловно, каждый из них оставил свой след в истории рода.

М.А. Морозов
В.А. Серов, 1902

Старший брат Михаил Абрамович Морозов (1870-1903) – главный оппонент и критик своей матери-благотворительницы Варвары Алексеевны.

Михаил блестяще закончил историко-филологический факультет Московского университета, пробовал себя в роли университетского преподавателя, неплохо рисовал, сочинил и опубликовал роман, писал исторические исследования и публицистические эссе. С 1895 года он был назначен директором правления Товарищества Тверской мануфактуры бумажных изделий, но коммерческими делами и семейным бизнесом интересовался мало. Как верно подметила газета «Московский листок», «крупным промышленным и коммерческим деятелем он был, так сказать, лишь по праздникам, никогда не увлекался этой стороной своей деятельности; он горел искусством».

«У нас в Москве среди купечества дети хуже своих отцов, - писал М.А. Морозов, имея в виду поколение своей матери – образованной предпринимательницы, которая пыталась заставить его заниматься семейным бизнесом. - «Отцы», которых изображал Островский, были безграмотны и носили длинные бороды, но они все-таки понимали, что есть профессии более высокие, чем маклерство «по хлопку и чаю», что счастье состоит не только в том, чтобы фабрика приносила трехмиллионный дивиденд и Христофор из «Стрельны» кланялся бы до пояса, а цыгане сами собой пели бы здравницу».

Придерживаясь консервативных взглядов, Михаил Морозов не разделял стремлений владелицы Тверских мануфактур к дальнейшему улучшению быта фабричных рабочих. Напротив, «заигрывание с народом», по его мнению, лишь вредило делу. Причины же материнской филантропии он видел лишь в её общении с либеральными кругами и влиянии на Варвару Алексеевну её гражданского мужа – редактора «Русских ведомостей» В.М. Соболевского.

Дабы отгородиться от купеческой среды, Михаил принял традиционное православие (семейство Морозовых было старообрядческим), стал старостой Успенского собора Московского Кремля, собирал материалы по его истории, частично финансировал реставрационные работы. Михаил Морозов неоднократно избирался гласным Московской городской думы, почётным мировым судьёй, председателем Московского купеческого собрания (1897), был членом-учредителем Комитета по устройству Музея изящных искусств имени императора Александра III (сегодня ГМИИ им. Пушкина).

Мать М. А. Морозова отказала в финансовой помощи создателю музея И.В. Цветаеву. Она считала собирание произведений искусства бесполезным для народа и тратить деньги на «баловство» не собиралась. Варвара Алексеевна предпочитала «учить и лечить», а Михаил Абрамович ценил прекрасное. Он был известен в Москве под именем «Джентльмен». Писал под псевдонимом М.Юрьев. В одну ночь в Английском клубе проиграл табачному фабриканту и балетоману М.Н. Бостанжогло более миллиона рублей.

В пику матери, практичной фабрикантше, сын занялся меценатством, коллекционированием, активно помогал Музею изящных искусств, где на его средства был сделан античный зал Венеры Милосской и Лаокоона.

Увлёкшись коллекционированием, Морозов объездил всю Европу, побывал в Африке. В своих письмах колоритно, с присущей ему во всём оригинальностью, он описал природу и быт многих городов и курортов, охотно приобретал полотна русских художников и французскую живопись. В начале 1900-х годов его коллекция включала 83 произведения русской и западноевропейской живописи, 10 скульптур, свыше 60 икон. Наиболее яркая часть коллекции - французская живопись, представленная работами Э. Дега, М. Дени, К. Коро, Э. Мане, К. Моне, О. Ренуара, П. Сезанна, А. Тулуз-Лотрека. Первым из российских коллекционеров М. Морозов оценил творчество П. Гогена, В. ван Гога, П. Боннара, познакомил с их работами московских любителей живописи, привлёк к ним внимание других коллекционеров - своего брата И.А. Морозова и С.И. Щукина. В собрании Морозова была египетская мумия в деревянном, раскрашенном саркофаге (приобретена в Каире в 1894). В 1896 году Морозов передал её в дар Румянцевскому музею.

«Михаил Абрамович Морозов вообще был чрезвычайно характерной фигурой, – вспоминал С. П. Дягилев, – в его облике было что-то своеобразное и неотделимое от Москвы, он был очень яркой частицей её быта, чуть-чуть экстравагантной, стихийной, но выразительной и заметной».

С молоденькой женой и детьми Михаил Морозов жил в собственном особняке с античными колоннами в Глазовском переулке, рядом со Смоленским бульваром. Во всем здесь, как и в характере хозяина, чувствовалось смешение нового и старого: собственная электростанция при усадьбе и толстый, бородатый кучер в русском кафтане на тройке перед крыльцом. Старообрядческие иконы на стенах соседствовали с полотнами Поля Гогена и Клода Моне, лучшие французские вина стояли на одном столе с необъятных размеров русским самоваром.

В зимнем саду морозовского особняка была собрана не самая большая, но одна из самых интересных в России коллекций картин. Опытный ценитель искусства, Михаил Абрамович сразу же разглядел недюжинный талант недавно умершего Гогена и купил в Париже четыре его картины. Художник Константин Коровин, дававший Морозову уроки рисования, вспоминал о «смотринах» шедевров одного из главных представителей постимпрессионизма:

«Привез Михаил Абрамович картины в Москву. Обед закатил. Чуть не все именитое купечество созвал.

Картины Гогена висят на стене в столовой. Хозяин, сияя, показывает их гостям, объясняет: вот, мол, художник какой, для искусства уехал на край света. Кругом огнедышащие горы, народ гольем ходит… Жара…

– Это вам не берёзы!.. Люди там как бронза.

– Что ж, – заметил один из гостей, – смотреть, конечно, чудно. Но на нашу берёзу тоже обижаться грех. Чем же берёзовая настойка у нас плоха? Скажу правду, после таких картин как кого, а меня на берёзовую тянет.

– Скажите на милость! – воскликнул Михаил Абрамович. – Мне и Олимпыч, метрдотель, говорил: «Как вы повесили эти картины, вина втрое выходит». Вот ведь какая история! Искусство-то действует…»

Михаил Абрамович Морозов со всеми своими причудами был человеком жизнерадостным и колоритным: огромного роста, неуёмной энергии, пил и ел без меры, зная, что тем самым просто губит себя. Ещё в детстве он перенёс скарлатину с осложнением на почки и сердце. Ему нужно было беречь своё здоровье, но, по воспоминаниям близких, Михаил Абрамович, словно нарочно, делал именно то, что для почек и сердца было ядом. "Когда доктора у него уже определили нефрит, он каждый день пил водку и закусывал её сырым мясом с перцем. На это было ужасно смотреть!" - сокрушалась впоследствии его супруга Маргарита Кирилловна Мамонтова. Умер Михаил Морозов в 1903 году в возрасте 33-х лет. После его смерти, согласно завещанию, 60 картин было передано супругой в Третьяковскую галерею. После 1917 года великолепное собрание западной и русской живописи, икон и скульптур Морозова попало в ГМИИ имени А.С. Пушкина и Эрмитаж.

От брака с Маргаритой Кирилловной Мамонтовой (1873-1958) Михаил Морозов имел четверых детей: Юрия, Михаила, Елену и Марию. Младший сын Михаил (1897-1952), позировавший В.Серову для известного портрета «Мика Морозов», стал известным советским шекспироведом. Юрий - морской офицер, пропал без вести во время Гражданской войны. Обе дочери эмигрировали.

И.А. Морозов
К.А. Коровин, 1903

Средний брат Иван Абрамович Морозов (1871-1921) – самый «покладистый» из сыновей, стал единственным помощником матери в семейном «ситцевом» бизнесе.

После окончания Цюрихского политехникума он жил в Твери, являлся директором-распорядителем Тверской мануфактуры. Благодаря упорству и предприимчивости Ивана Абрамовича, капитал семейного предприятия в 1904-1916 годы вырос в три раза. Особенно большую прибыль фабрики Морозовых сумели получить в ходе Первой мировой войны, когда получили государственные заказы на сукно и полотно для армии.

Иван Морозов не ограничивал свою деятельность только текстильной промышленностью. Он был избран председателем правления образованного в 1908 году Мугреевско-Спировского лесопромышленного товарищества, входил в число учредителей Российского акционерного общества «Коксобензол», а также «Московского банка» братьев Рябушинских, продолжал филантропические традиции семьи.

В 1899 году Иван Абрамович перебирается из Твери в Москву, обзаводится собственным домом. У вдовы своего дяди Давида Абрамовича Морозова он покупает старинную дворянскую усадьбу на Пречистенке - одну из немногих, которым посчастливилось уцелеть после опустошительного пожара 1812 года. Молодой, богатый предприниматель быстро стал известен в свете. На его званых обедах, интимных вечерах и завтраках собиралось ничуть не меньше интересных людей, чем у старшего брата Михаила Морозова. В доме брата Иван познакомился со многими литераторами, артистами и художниками. Часто бывая в подобном окружении, Иван Абрамович очень скоро попадает под влияние своих новых приятелей и начинает интересовался живописью. Тогда же он знакомится с Сергеем Щукиным, великим коллекционером и любителем искусства, чья картинная галерея западной живописи производит на Ивана Абрамовича огромное впечатление. Определяющую роль в его желании начать коллекционировать сыграла также дружба с художниками (Коровиным, Серовым, Васнецовым). Началом собственной коллекции И.А. Морозова становится покупка картин русских пейзажистов, а в 1903 году он покупает холст Альфреда Сислея «Мороз в Лувесьенне». Это полотно кладет начало собранию западноевропейской живописи, которое вскоре станет одним из самых крупных в России.

После смерти брата Иван Морозов как бы перенял эстафету семейного собирательства и с удвоенной энергией продолжил пополнение своей коллекции. Обычно Иван Абрамович покупал картины у парижских маршанов (Воллара, Дюран-Рюеля, Бернхейма и т. д.), а также во время вернисажей или же прямо в мастерских художников. Он регулярно ездил в Европу, прежде всего в Париж, где, казалось бы, для него не существовало ничего, кроме музеев и выставок. Он не пропускает ни одной значительной выставки, ни «Независимых», ни «Осеннего Салона». Уже через несколько лет в его собрании было свыше 250 произведений новейшей французской живописи, в том числе полотна Ренуара, Ван Гога, Пикассо, Гогена, Матисса и др. О суммах, которые тратил на произведения искусства Иван Морозов, ни один из европейских собирателей, а тем более западных музеев, не мог даже и помыслить. Человек уравновешенный, не потрясавший Москву как его братья (Михаил - миллионными проигрышами в Английском клубе, Арсений - безрассудными пари), он позволял себе безумства только по отношению к своему собранию. Не случайно Воллар называл его «русский, который не торгуется». Как иначе объяснить то, что чрезвычайно прагматичный в делах он мог ежегодно тратить на покупки картин невероятные суммы - 200–300 тысяч франков? Известно с точностью, во сколько Морозову обошлась западная часть коллекции: 1.410.665 франков (1 рубль = сорок франков).

Парижские знакомства, картины, процветающий бизнес - всё это побудило Ивана Абрамовича переустроить московский особняк или, точнее, приспособить его для своей новой страсти: собирательства. Благодаря перестройке, осуществленной под руководством модного архитектора Льва Кекушева, появилась возможность наиболее выигрышно показать коллекцию. Впрочем, Морозовский особняк всегда был закрыт для посторонних. Попасть в него было гораздо трудней, нежели к гостеприимному С.И. Щукину или покойному брату Морозова Михаилу. Иван Абрамович никогда не старался привлечь внимание прессы и критики, не любил показывать свою коллекцию. В отличие от брата, который ещё при жизни раздаривал собранные шедевры московским музеям, он весь отдался страсти коллекционирования и собирал картины исключительно для себя.

В 1918 году частная галерея была национализирована. Морозовский особняк вместе с коллекцией стал «Вторым Музеем Новой западной живописи» (Щукинская коллекция составила Первый музей). Иван Абрамович был назначен заместителем хранителя собственной коллекции и в течении нескольких месяцев исполнял эту должность, сопровождая посетителей по залам музея. Уже покинули Советскую Россию практически все его прежние друзья, знакомые, родственники. В 1917 году скончалась мать, Варвара Алексеевна, но Иван Морозов не мог бросить свою коллекцию. Лишь весной 1919 года вместе с женой Евдокией и дочерью он решился и навсегда покинул Россию. Морозовы обосновались в Париже, сначала в гостинице Мажестик, а потом в квартире на сквер Тьэр, 4 в 16-м квартале. В эмиграции И.А. Морозов никогда не вспоминал о национализированных большевиками фабриках (большую долю семейных предприятий Варвара Морозова и так завещала своим рабочим), не жалел о былом благополучии, утрате состояния и имущества. Самым ценным, что он оставил в России, коллекционер считал своё собрание живописи. Без него жизнь Ивана Морозова потеряла смысл. Он скончался от болезни сердца 22 июня 1921 года по дороге в Карлсбад (Карловы Вары).

А.А. Морозов

Младший из братьев Арсений Абрамович Морозов (1874-1908) в родовом текстильном деле абсолютно никакого участия не принимал.

Красавец, балагур, известный всей Москве гуляка, страстный охотник и собаковод, Арсений снискал себе славу кутилы, прожигателя жизни и родительских капиталов. Зато он удивил и «порадовал» Первопрестольную постройкой неординарного сооружения на Воздвиженке - замка в испано-мавританском стиле, в котором сейчас находится «Дом дружбы».

На 25-и летие матушка Варвара Алексеевна подарила Арсению участок, на котором располагался привычный глазу московских обывателей, «классический» особнячок. Молодой Морозов решил перестроить его по своему вкусу.

Заказ на строительство особняка на Воздвиженке получил архитектор Виктор Мазырин (1859-1919). Арсений Морозов познакомился с ним в 1894 году на Всемирной выставке в Антверпене, для которой Мазырин проектировал русский павильон. К тому времени он был уже известным мастером, автором павильонов для Парижской выставки в 1889 году и Среднеазиатской выставки в Москве (1891). Мечтатель и романтик, Мазырин слыл у московской публики «большим оригиналом»: он верил в переселение душ и считал себя инкарнацией некоего египтянина-строителя пирамид, поэтому дважды побывал в Египте. Архитектор много путешествовал и, как настоящий зодчий, привозил из каждой поездки альбомы зарисовок - рисунки различных зданий, понравившихся ему деталей и фрагментов архитектурных сооружений. Неудивительно, что Арсений Морозов сошёлся и подружился именно с таким мастером: они стоили друг друга. В Москве ходили слухи, что между «оригиналом»-архитектором и его заказчиком имел место бурный гомоэротический роман.

Архитектор Виктор Мазырин

Говорят также, что, принимая заказ на постройку особняка, Мазырин спросил: в каком стиле строить?

«А какие есть?» - поинтересовался Арсений.

«Классический, модерн, мавританский…» - начал перечислять зодчий.

«А, строй во всяких! У меня на все денег хватит,» - заявил ему Морозов.

Вскоре архитектор и заказчик отправились в путешествие по Европе - искать прообраз будущего чудо-дворца. Искомое нашлось в португальском городе Синтра: дворец Паласиу-ди-Пена, построенный в 1885 году, принадлежавший принцу Фердинанду, мужу португальской королевы Марии II. Замок стоял на высокой скале, доминировал над местностью и в то же время оставлял впечатление легкости и очарования. Это сооружение очень понравилось Морозову-младшему. Он заказал Мазырину построить особняк в стиле мануэлино, характерном для Португалии и, в частности, для дворцов Синтры.

В 1897 году Лида - старшая дочь архитектора Мазырина, балерина Мариинского театра, заложила первый камень в основание дома. Уже через три года (очень быстро по тем временам) строительство было закончено.

Особняк Арсения Морозова на Воздвиженке

Ещё на стадии строительства особняк Морозова стал объектом насмешливых разговоров москвичей, сплетен, слухов и критических газетных публикаций. Все его залы были решены в разных стилях – не было повторяющихся, даже похожих, как и потребовал Морозов изначально.

Аристократическая Москва скептически морщилась. Граф Лев Николаевич Толстой в романе «Воскресение» дал убийственную характеристику и особняку, и хозяину: Нехлюдов, проезжая по Воздвиженке, размышляет о строительстве «глупого ненужного дворца какому-то глупому ненужному человеку». Не менее резко высказалась Варвара Алексеевна, мать Арсения, когда узнала, что сын сделал с её подарком - особняком в русском стиле: «Раньше я одна знала, что ты дурак, теперь вся Москва знает». На все упреки братьев о безвкусии и непрактичности Арсений отвечал: «Мой дом будет вечно стоять, а с вашими картинами ещё неизвестно что будет».

Дом на Воздвиженке славился шикарными банкетами, которые устраивал хозяин, гостей собиралось столько, что «дамскому вееру было негде упасть». Арсений мог пригласить на банкет целый кавалерийский полк, а однажды заходивших встречало чучело медведя, в лапах у которого был серебряный поднос, полный осетровой икры. Особенно частым гостем особняка стал Савва Тимофеевич Морозов – двоюродный дядя братьев Морозовых, который нередко приводил с собой своих друзей, в том числе и писателя Максима Горького.

Однако долго наслаждаться жизнью в «мавританском замке» Арсению не пришлось. В Твери, на пьяной пирушке по случаю местных выборов речь зашла о силе воли. Тридцатичетырёхлетний Морозов заключил глупое пари, что сможет выдержать любую боль и, не долго думая, тайком от приятелей, прострелил себе ногу. Пари он выиграл, но рана не была должным образом обработана, и через три дня Арсений умер от заражения крови. Его друг Мазырин скончался в 1919 году то ли от пневмонии, то ли от брюшного тифа. (Его потомки и сегодня живут в Москве). Дом же, построенный парой этих эксцентричных людей, стоит до сих пор. За более чем вековое существование дома произошло изменение вкусов и представлений о прекрасном. Теперь этот образчик странной для современников архитектуры воспринимается как нечто замечательное и даже чудесное.

Со смертью Арсения Морозова, скандальная слава дома на Воздвиженке не закончилась. Кутила и любитель женщин оставил особняк не жене с детьми, а некой даме полусвета Коншиной, которая была его любовницей. И даже старания лучших московских юристов, нанятых Варварой Алексеевной Морозовой, не увенчались успехом. Оспорить это завещание родственники не смогли. Сама Варвара Морозова до конца жизни ненавидела дом на Воздвиженке, который стал своеобразным памятником её непутёвому, но, вне сомнения, любимому сыну.

Елена Широкова

Использованы материалы:

Морозова М.К., Мои воспоминания, «Наше наследие», 1991, № 6;

Морозов и Щукин - русские коллекционеры. От Моне до Пикассо, М.-Кельн, 1993.

В своем сообщении я коснусь проблем происхождения морозовского рода и дела, многочисленных мифов об этом семействе, попытаюсь дать общую характеристику династии и привести некоторую статистику, наконец, перечислю наиболее интересных родственников, появившихся у Морозовых за 120 лет.

Обычно историю Морозовых начинают с Саввы Васильевича (1770–1860 гг.). Хрестоматийные сведения о нем – крепостной крестьянин с. Зуево, пастух, извозчик, рыбак, ткач-кустарь, пешком ходивший в Москву продавать свой товар, затем владелец мелкого заведения – широко известны. В 1797 г. он женился и начал работать самостоятельно, заложив основу огромного морозовского фабрично-торгового дела. Основатель династии и есть основатель, но корни любой семьи уходят глубоко, почти в бесконечность. В Орехово-Зуеве старожилы знают, что до революции и даже до войны на местном кладбище, недалеко от берега Клязьмы, существовало захоронение отца Саввы Васильевича, а может, и матери. Судя по всему, Савва I отдал должное родителям, поставив бедным крестьянам, и фамилией-то по настоящему не обладавшим (она появилась, скорее всего, в 19-м веке), весьма приличный памятник.

Широко распространено мнение, что помещиками – хозяевами Морозовых были Рюмины. Действительно, в 1820 г. выкупаться на волю Савве Васильевичу пришлось у Николая Гавриловича Рюмина. Но во второй половине 18-го века (и в начале 19-го) Зуево, как и многие другие селения вдоль Владимирской дороги, принадлежало старинному роду Всеволожских, в то время как родоначальник Рюминых рязанский мещанин Гаврила торговал с лотка пирожками в Рязани.

По-видимому, есть возможность, изучая ревизские сказки и другие документы помещиков Всеволожских, «углубить» родо­словие Морозовых. Можно попытаться установить таким образом и некоторых родственников Саввы Васильевича по материнской линии. Такое «углубление» позволило бы разобраться и с старообрядческими корнями Морозовых. Кто они в 18-м веке? Отец Саввы Василий уже был старовером-поморцем, как считал Чулков, или история та же, что у Рябушинских, когда православные после 1812 г. перешли в «раскол»?

Пока же очень немного известно о первых Морозовых. Зато существует много легенд. Недостаток «документальной истории» восполняется мифами. Семья вчерашних выходцев из крестьян обрастала многими легендами, как самые древние титулованные роды. И это уже само по себе знаменательно, говорит о знаменитости семьи. Тому, что происхождение Морозовых и их богатства окутано густым легендарным покровом, немало способствовал М. Горький своим очерком «Савва Морозов» (впрочем, как и созданию излишне революционного образа Саввы II Тимофеевича). Но факт остается фактом – и в 20-м веке морозовская мифология продолжала пополняться – в народе распространялись упорные слухи, что тот же Савва II не умер в 1905 г., а остался в живых и ходит по земле под другим именем (очевидная параллель с кончиной Александра I), что революция творилась на деньги Морозовых и т.п.

Среди легенд о Морозовых и рассказ о пяти рублях, с которых началось все дело, и ограбление с убийством, и фальшивые деньги, и секрет замечательной краски, изобретенной Морозовыми, и золотая крыша морозовского дома, и многое другое. Правды здесь, как и всегда в подобных случаях, один процент, но характерно, что сами Морозовы не стремились особенно разрушить эту легендарную оболочку вокруг себя. Более того, мне самому пришлось слышать в Морозовской семье такую версию об их происхождении, по которой они являются... потомками боярыни Морозовой. Конечно каждый, кто хоть сколько-то серьезно занимался историей Феодосии Прокопьевны Морозовой (урожденной Соковниной, 1632–1675), понимает, что это невозможно, но совершенно понятно и то, какое значение в старообрядческой среде имел даже только один слух о таком родстве.

Распространенным в 19 веке было и мнение о том, что один из первых Морозовых – незаконный сын помещика Рюмина. Уже сказан o , что Рюмины появились в Зуеве довольно поздно, да и сравнение годов жизни возможных участников амурной истории полностью исключает эту версию. А вот в дальнейшем жизнь продолжала сталкивать Морозовых и Рюминых. Морозовские владения на Воздвиженке, одной из самых престижных улиц Москвы, разместились в 1880-е годы совсем недалеко от усадьбы бывших их хозяев. Но самое интересное, что появилась и реальная кровная связь. В 1895 г. сын Викулы Елисеевича и правнук Саввы Васильевича Иван Викулович Морозов (1865–1933) женился на артистке балета Императорского Большого театра Варваре Вороновой (1875–1937). Варвара Александровна была внучкой Григория Воронова – сына, хотя и внебрачного, того самого Рюмина, от которого Морозовы откупились на волю. Таким образом соединились потомки бывших крепостных и бывших по мещиков.

Теперь, коснувшись проблем происхождения Морозовых, ждущих еще своего исследователя, перейдем к характеристике рода в целом. Элементарный анализ более или менее полного генеалогического древа этого семейства уже позволяет сделать любопытные выводы, предлагаемые вашему вниманию.

Как хорошо известно, у Саввы Васильевича и Ульяны Афанасьевны (I поколение рода) было 5 сыновей, по старшинству – Елисей (1798–1868), Захар (1802–1857), Абрам (1806–1856), Иван (1812–1864) и Тимофей (1823–1889), и одна дочь Варвара (в замужестве Скороспелова), о которой пока мы мало что знаем. Будем рассматривать, как чаще всего это и принято, в основном мужские линии потомства. Итак, первоначально налицо 5 ветвей (II поколение) рода, но линия Ивана Саввича обрывается на его сыне Сергее (1861–1904, III поколение) и в IV – V поколениях существуют 4 ветви. О 4-х ветвях морозовского рода обычно и говорят, называя их по именам основателей или главных деятелей Викуловичи (по сыну Елисея Саввича Викуле, 1829–1894), Захаровичи, Абрамовичи и Тимофеевичи. После окончательного разделения фабрик в 1872 г. каждой из ветвей принадлежала своя фирма: Товарищество Викулы Морозова с сыновьями, Компания Богородско-Глуховской мануфактуры, Товарищество Тверской мануфактуры, Товарищество Никольской мануфактуры Саввы Морозова сын и К 0 , соответственно. Пожалуй, здесь будет уместно хотя бы очень кратко охарактеризовать эти ветви и фирмы, поскольку они различались не только местоположением фабрик.

Викуловичи были старообрядцами-поморцами (брачниками). В Москве им принадлежали замечательные особняки в Введенском и Леонтьевском переулках, под Москвой – усадьбы в Архангельском-Одинцове и Иславском. Кроме всего прочего, их стараниями построена детская Морозовская больница. Алексей Викулович был очень крупным коллекционером.

Захаровичи отличались твердостью старой веры (поповцы белокриницкой иерархии), жили весьма скромно. Внук Захара Давыд Иванович (1848–1896) издавал в Москве ряд газет и журналов, в том числе «Русское обозрение». Арсений Иванович (1850–1932) – один из главных рогожских авторитетов, строитель множества старообрядческих храмов и школ, жил постоянно в Глухове при фабриках, которые в техническом отношении считались одними из лучших в мире.

Абрамовичи стали единоверцами, а затем и чадами главенствующей Православной церкви. Их Тверская мануфактура получала перед революцией самые большие доходы в России. Их особняки на Воздвиженке, на Пречистенке, на Смоленском бульваре до сих пор украшают Москву. Крупнейшие меценаты Михаил (1870–1903) и Иван (1871–1921) Абрамовичи собрали замечательные коллекции живописи.

Тимофеевичи, поповцы белокриницкой иерархии, продолжали дело отца и деда. Известнейшими промышленниками и общественными деятелями были Тимофей Саввич (1823–1889) и Савва Тимофеевич (1862–1905). Никольская мануфактура в Орехово-Зуеве – самое большое морозовское предприятие, особняк С.Т. Морозова на Спиридоновке – один из самых дорогих в Москве.

Пять поколений морозовского рода (это практически все, родившиеся до 1917 года), начав с нуля (точнее, с легендарных 5 рублей!), подняли свое фабричное и торговое дело на небывалую высоту, обеспечили заработком много десятков тысяч рабочих семей, справедливо заслужили славу самых крупных благотворителей и меценатов, оставили после себя лучшие фабрики России и множество различных учреждений.

Судьба же самих Морозовых описывается, однако, не столь восторженно. Причем, мы не имеем в виду политического аспекта (это само собой).

Вернемся к нашему анализу. Он показывает, что у Морозовых еще до революции наметился регресс воспроизводства мужчин-наследников. По приблизительной росписи рода, опубликованной Н.А. Филаткиной и мной, с учетом женских линий динамика семейства следующая: I поколение – 1, II (дети) – 6, III (внуки) – 31, IV (правнуки) – 88, V (правнуки) – 125 человек. Как видим, геометрической прогрессии, конечно, не получается, но заметный прирост в целом все время есть. Однако, если рассматривать только взрослых мужчин, то раскладка иная: I поколение – 1, II – 5, III – 12, IV – 19, V – 16 (максимум – 19 человек), в VI поколении трудно насчитать и восьмерых. Мужское потомство VI поколения достоверно представлено только у двух ветвей (Викуловичи и Захаровичи).

Итак, основу династии составляло немногим более пятидесяти мужчин Морозовых, причем в V поколении увеличение числа взрослых мужчин (впрочем, как и взрослых женщин) по сравнению с предыдущим поколением прекратилось, т.е. IV поколение свою историческую задачу в семейном плане не выполнило. Очень важное обстоятельство заключается в том, что среди этой элиты Морозовского рода Захаровичи составляли более трети, Викуловичи – около четверти, Абрамовичи и Тимофеевичи в сумме давали треть, а Ивановичи – несколько процентов. В некоторых поколениях до половины взрослых мужчин Морозовых приходилось на потомков Захара Саввича. Поэтому нет ничего удивительного, что в VII – VIII коленах на территории России, скорее всего, только Захаровичи продолжают род Морозовых. Самым младшим из всех Морозовых является Николай Николаевич, 15 лет отроду, учащийся банковской школы в Москве, спортсмен, скромный, симпатичный парнишка. Он – прапра­­праправнук Саввы I и правнук Ивана Давыдовича (1883–1940).

Из предыдущего ясно, что число детей было максимальным в III и II поколениях. Вот несколько примеров. По имеющимся данным, у сестры Саввы Тимофеевича Анны Тимофеевны Карповой (1849–1924) было 18 детей, у Ивана Захаровича (1823–1888) – 17 детей, у Викулы Елисеевича – не меньше 12. Выживали, конечно, не все. И если у Анны Тимофеевны, профессорской жены, из 18 выжило 15 детей, то у купца 1-й гильдии Ивана Захаровича – вряд ли больше 3 из 17.

Обобщенным показателем здоровья человека является длительность его жизни. Взглянем с этой точки зрения на выделенный нами «основной корпус» Морозовых, т.е. полусотню взрослых мужчин, которые и вершили все дела. Сразу бросается в глаза, что мало кто из них может сравниться с Саввой I: старик прожил 90 лет и до самого конца твердо сохранял главенство в семье и деле. Его сыновья уже жили существенно меньше, в среднем 58,6 лет. Средняя продолжительность жизни главной когорты (II – V поколения) еще меньше – всего 49,6 лет, причем у Викуловичей она 54 года, у Тимофеевичей – 53 года, Захаровичей – 51 год, Ивановичей – 47,5 лет, Абрамовичей – 42,5 года. Как видим, жили Морозовы не долго. Не отличались здоровьем и многочисленные Захаровичи, а у Абрамовичей ситуация вообще была катастрофическая. Действительно, права поговорка, что здоровье и за миллионы не купишь. Тем не менее, были в семье и относительные долгожители. Прежде всего к ним относится недавно умерший внук Саввы II , журналист и писатель, полный тезка своего деда Савва Тимофеевич (1911 – 1995), полгода не доживший до 84 лет. Глава богородско-глуховских Морозовых Арсений Иванович (1850–1932) – прожил 82 года, брат Саввы II , меценат Сергей Тимофеевич (1860–1944) – 84 года, знаменитый коллекционер Алексей Викулович (1857–1934) – 77 лет.

Мы часто говорим «Морозовы, семья Морозовых, Морозовская династия». Фактически же речь должна идти о четырех династиях с устойчивой воспроизводимостью, передачей семейной и производственной власти, своей легендарной историей. Внутри каждой ветви были тесные семейные отношения, однако между собой два орехово-зуевских, богородско-глуховский и тверской кланы общались не так часто. Причины вполне естественные: Морозовы к началу 20-го века по степени родства значительно удалились друг от друга – это троюродные, а то и четырехъюродные братья и сестры, племянницы и племянники, дяди и тети. Кроме того, если не отталкивающим, то и отнюдь не сближающим фактором стало то, что Морозовы принадлежали как бы к трем конфессиям. Взаимоотношения, за очень небольшим исключением, были ровные, но троюродные братья есть троюродные, а не родные. Поэтому, быть может, и не было особого стремления к объединению, потому и не существовало никогда концерна Морозовых. И даже в близкий для многих из них Московский банк не сумели собраться Морозовы, среди его учредителей оказались только А.Г.Карпов (племянник Саввы II) и И.А.Морозов. Парадоксально, что объединение двух из четырех морозовских мануфактур – Никольской и Викуловской – все-таки произошло, но только в 1918 г., когда это уже никому не помогло.

Перед революцией все Морозовы, кроме глуховского главы и незыблемого рогожского авторитета Арсения Ивановича, жили в Москве. В адресных справочниках тех лет значатся не менее 22 морозовских адресов, включая вдов и одиночек. Полных семей, однако, было всего около десятка. За всю же историю рода до 1917 года образовалось более 50 семей с фамилией Морозовы. В связи с этим встает еще один вопрос, на котором мы и закончим наше сообщение – на ком женились и за кого выдавали замуж дочерей Морозовы?

Мы попытались проследить ситуацию, начиная с первых представителей рода. Не везде пока можно достоверно установить происхождение «морозовских женщин», но в целом выводы можно сделать достаточно четкие. Уже выбор Саввы I – Ульяна Афанасьевна – характерный трезвый, мужицкий подход к этому делу. Не бедную и не неумейку взял в жены себе основоположник, если народная память сохранила легенды о пяти рублях – ее приданом – и замечательном уменье красить ткани. И первых сыновей, видимо, он женил на таких же невестах, скорее всего, своего крестьянского, но крепкого десятка. Абраму, женившемуся в середине 1830-х годов, найдена была купеческая дочь, землячка из Богородского уезда, Дарья Давыдовна Широкова. Ее сестра вышла замуж за Герасима Ивановича Хлудова, значит, не беден был купец Широков. И тут уж приданое явно не 5 рублями исчислялось. Ну, а последний сын Тимофей оженен был совсем выгодно, даже сверхвыгодно. За молодой Марией Федоровной Симоновой (1830–1911) стояли не только капитал и фабрики ее отца Федора Семеновича, но и родство с Солдатенковыми. Дела Морозовых, и без того идущие неплохо, продвинулись так сильно, что с этих пор их нигде и никому нельзя было игнорировать.

Следующие поколения женились, как правило, на ровне себе (или, соответственно, выдавались замуж). В родство и свойство к Морозовым попал почти весь цвет московского купечества, сначала из старообрядцев, а потом и обычных православных. Брак уже упоминавшейся Анны Тимофеевны и приват-доцента Г.Ф. Карпова открыл новую страницу семейных связей – выход на дворянство. Сам Т.С. Морозов упорно отказывался от дворянского звания, хотя такие возможности были, но большая часть его внуков уже была потомственными дворянами. Среди породнившихся таким образом с Морозовыми дворянских родов назовем только несколько: Кривошеины, Лихачевы, Ненароковы, Смольяниновы, Головнины, Кавелины, фон Мекки, Назаровы и пр.

Однако, родство с дворянами совсем не было самоцелью Морозовых. Достигнув в 20-м веке высочайшего положения среди русских предпринимателей, они не заискивали перед власть имущими и не пополняли свои капиталы путем браков. У них все было. И свадьбы 1900 – 1910-х гг. доказывают это. Брачные партнеры Морозовых – и выходцы из старинного купечества, и потомственные дворяне, и люди свободных профессий, православные и старообрядцы, и потомки иностранцев.

Вместе со свободой выбора появляется и явление, больше распространенное в дворянской среде, – браки родственников, хотя в данном случае достаточно далеких. Так, Федор Геннадьевич Карпов был женат на своей троюродной сестре Маргарите Давыдовне Морозовой, а двоюродные братья Николай Давыдович и Петр Арсеньевич Морозовы были женаты на своих троюродных тетках Елизавете и Елене Владимировнах Чибисовых. Клан Морозовых настолько разросся, что стали возможными браки внутри этого клана. Это в какой-то мере, если не признак династии, то нечто такое, что сближает эту купеческую династию с царскими.

Цари не цари, а царские министры в родне у Морозовых оказались. Как и купцы Царские. Но более важно, что родственниками Морозовых стали выдающиеся представители русского делового мира, крупные меценаты и благотворители Симоновы и Солдатенковы, Кочегаровы и Миловановы, Хлудовы и Сорокоумовские, Нырковы, Крестовниковы, Зимины, Кузнецовы, Горбуновы, Кокоревы, Рябушинские, Мамонтовы, Красильщиковы, Соловьевы, Расторгуевы и многие другие.

В заключение хотелось бы сказать следующее.

Я счастлив, что судьба свела меня с потомками почти всех ветвей замечательного морозовского рода, а также с такими знатоками купеческой и старообрядческой жизни как А.П. Линьков, М.И. Чуванов, В.П. Ларин. Многих из них уже нет в живых. Вечная им память и благодарность.

Д. Шишмарев. Краткий очерк промышленности в районе Нижегородской и Шуйско-Ивановской железных дорог. Птб, 1892.

Эта статья о дворянском роде. О семье промышленников см. Морозовы (династия). Морозовы дворянский род, происходящий от новгородца Михаила Прушанина, потомок которого в VI колене, Иван Семёнович (современник Семёна… … Википедия

Филипповы московская купеческая семья, основатели знаменитого хлебопекарного производства. Родоначальник бывший крепостной села Кобелево Калужской губернии Максим Филиппов, в 1803 (1806) приехал в Москву. Вначале подрабатывал пекарем … Википедия

В Википедии есть статьи о других людях с такой фамилией, см. Морозова. Маргарита Кирилловна Морозова … Википедия

Содержание 1 Династии 2 Известные носители 2.1 А … Википедия

Морозова распространённая русская фамилия, женский вариант фамилии Морозов. Известные носители Морозова, Анна Афанасьевна (1921 1944) советская разведчица, подпольщица, Герой Советского Союза. Морозова, Валентина Николаевна (р.… … Википедия

Морозов распространённая русская фамилия. Первоначально отчество от русского нецерковного мужского имени Мороз. Это имя было нередким вплоть до XVII века. Содержание 1 Династии 2 Известные носители 2.1 Морозов, Александр … Википедия

- … Википедия

Алексей Иванович Хлудов(1818 1882) российский купец и предприниматель из семьи Хлудовых, известный коллекционер. Православный, обладал большими природными способностями, несмотря на то, что не получил образования. Жил в доме в Тупом переулке(был… … Википедия

Христианство Портал:Христианство Библия Ветхий Завет … Википедия

Книги

• Морозовы. Династия меценатов , Л. Муховицкая . Морозовы старинный русский старообрядческий род купцов и промышленников. Представители этого рода были крупными текстильными промышленниками-мануфактурщиками, богатыми купцами, основателями… Издатель: RUGRAM POD , Производитель: RUGRAM POD ,
• Морозовы. Династия меценатов , Л. Муховицкая . Морозовы - старинный русский старообрядческий род купцов и промышленников. Представители этого рода были крупными текстильными промышленниками-мануфактурщиками, богатыми купцами, основателями… Серия: Издатель:

МОРОЗОВЫ

Ситцевая империя

Фамилия Морозовы была известна всем и каждому в России XIX- начала XX века. В ткани, произведенные Морозовскими мануфактурами, одевалась вся страна: в ситец - крестьяне и рабочие, в пышный бархат и нежный гипюр - знать и купечество.

Все представители этого семейства отличались сильной волей и умением делать деньги. Несмотря на принадлежность к старообрядцам, они всегда считали: «бог-то бог, да и сам не будь плох». Кстати, при смене фамилии, обязательной для старообрядцев, они выбрали имя известной боярыни Морозовой, которая не доводилась им родственницей.

Промышленники Морозовы происходили из крепостных крестьян господ Рюминых. Первым на волю выкупился Савва Васильевич (1770- I860) в 1820 году. Сначала он был пастухом, извозчиком, рабочим-ткачом, ткачом-кустарем, потом стал владельцем мелкого заведения - раздаточной конторы фабрики. Первый Морозов был прижимист, не стеснялся копейки выколачивать с земляков - мужиков рязанских, владимирских и подмосковных.

Примечательно, что, организовав такое производство и дожив до глубокой старости, этот человек так и не выучился грамоте.

Помогала в работе Савве Васильевичу и жена его, Ульяна Афанасьевна, на которой вся красильня держалась. А наследниками четырех фабрик Морозова в Орехово-Зуеве, Глухове, Твери стали сыновья, с детства приставленные к делу. Так в России появились многочисленные предприятия Морозовых - Елисеевичей, Абрамовичей, Захаровичей и Тимофеевичей, имевших в своем владении крупные фабрики в Московской, Владимирской и Тверской губерниях.

Все Морозовы отличались типично славянской внешностью: богатырским телосложением и большими светлыми глазами, пока Тимофей Саввич не женился на Марии Федоровне Симоновой, принесшей миллионное приданое. Она имела выраженные восточные черты и передала потомкам наследственную склонность к умопомешательству. Как бы там ни было, но из пятерых ее детей двое - дочь Александра и сын Савва - покончили с собой в момент сильных душевных расстройств. Любимый сын Марии Федоровны, Сергей, хоть и не отличался глубоким умом, но оставил после себя добрую память, построив музей в Леонтьевском переулке, помогая Исааку Левитану и другим людям, занимавшимся кустарными промыслами.

Сама Мария Федоровна не интересовалась печатным словом, не пользовалась современными достижениями, например, электричеством, а из-за смешной боязни простудиться при мытье горячей водой с мылом предпочитала всевозможные одеколоны.

Тимофей Саввич, унаследовал Никольскую мануфактуру в Орехово-Зуеве и стал первым мануфактур-советником в семье. С его именем связано начало развития текстильного машиностроения в России.

Тимофей Саввич пользовался большим авторитетом у купцов. В 1866 году его избрали гласным Городской Думы, в 1868 - председателем Московского Биржевого комитета, в 1860-70-е годы он входил в состав учредителей Московского купеческого и Волжско-Камского банков, Акционерного общества Московско-Курской железной дороги. Он был основателем Московского отделения для содействия русской промышленности и торговле.

От имени московского купечества он выступил перед правительством с ходатайством об усилении покровительственных протекционистских сборов, льготных тарифах, строительстве новых дорог на окраинах империи и активизации политики на Ближнем и Среднем Востоке и на Балканах с целью расширения экономического влияния и рынков сбыта.

Сам Тимофей Саввич не жаден был, не скуп, но фабричным рабочим часто назначал несправедливые штрафы и действовал только по принципу «Я так хочу!», из-за чего и началась знаменитая Морозовская стачка в 1888 году. После этого организаторов забастовки сослали по этапу, а фабричное руководство, в том числе и Тимофея Саввича Морозова, судили, но через несколько месяцев осужденные были помилованы государем императором.

Пост директора-распорядителя на крупнейшем предприятии Морозовых - Никольской мануфактуре - занял его любимый сын Савва Тимофеевич, Савва Второй. Новый директор был человеком образованным: закончив химический факультет Московского университета, он слушал лекции в Кембридже, в Манчестере набирался опыта у мастеров по ткачеству, прядению, крашению тканей.

Получив основательные знания, Савва Второй произвел коренные изменения на фабрике: были резко сокращены штрафы, немного повышена заработная плата, введены «наградные». Подверглось реконструкции и само производство, были введены новые станки и методы работы. Кроме того, Савва Морозов первым из русских промышленников стал принимать на работу местных, российских, инженеров, которых тогда начало выпускать Императорское техническое училище в Москве. Было у Саввы Морозова и несколько собственных стипендиатов-рабочих, а двое даже обучались за границей.

На фабрике Савва Тимофеевич был действительно хозяином: он появлялся здесь в любое время дня и ночи, в ткацких цехах наметанным глазом окидывал станки, замечая малейшую неисправность, придирчиво осматривал ситцы, молескины, вельветы, бывал в прядильнях и в красильнях, заглядывал и в контору найма.

Савву Тимофеевича отец прозвал «бизоном» за крутой нрав. Умел Савва добиваться своего. Влюбившись в «разведенную жену» своего двоюродного племянника, Зиновею (Зинаиду) Григорьевну, в девичестве Зимину, он вынудил родителей благословить брак, который старообрядцы никак не хотели признавать: мало того, что бесприданница, так еще и разведенная! А однажды, когда отставной директор посетил Никольскую мануфактуру и попытался сказать свое слово о новом управлении, наследник указал ему на дверь. В ночь после этого разговора старика хватил удар, а у молодого Морозова (через шесть месяцев после свадьбы) родился сын Тимофей.

Вскоре за первым последовал и второй удар, и Тимофей Саввич скончался. Есть предание, что второй удар хватил его, когда он стоял на коленях перед киотом, замаливая свои грехи. Вдова, Мария Федоровна, пережила его на два десятилетия. Из сыновей она любила Сергея, а Саввой - гордилась, хотя виду и не подавала.

После смерти мужа она стала главной пайщицей Никольской мануфактуры, поэтому пыталась держать все под своим контролем, ведь Савва Тимофеевич был человеком увлекающимся: «Дай ему размахнуться во всю ширь морозовской натуры, он и в долги залезет, не ровен час».

У молодой семьи дела шли успешно: пока Савва Тимофеевич работал на фабрике и организовывал всевозможные выставки, Зинаида Григорьевна организовывала благотворительные балы и базары, заводила «полезные знакомства» и вела светскую жизнь, что способствовало росту авторитета Морозовых и Никольской мануфактуры в высших кругах.

Савва Тимофеевич открывал в 1896 году Нижегородскую Всероссийскую выставку, был председателем Нижегородского выставочного комитета, ему, тридцатипятилетнему, доверили возглавлять один из ответственнейших отделов на выставке - показ изделий из волокнистых веществ.

Занимался Морозов на выставке и ублажением верховных лиц государства: хлеб-соль государю императору на открытии подносил, на обеде в честь главного устроителя выставки С.Ю. Витте похвальные слова говорил… За все это и был прозван нижегородским журналистом М. Горьким «купеческим воеводой».

Еще в студенческие годы подружился с писателем Александром Валентиновичем Амфитеатровым и Сергеем Львовичем Толстым, с детства он был знаком с Костей Алексеевым, взявшим псевдоним Станиславский. Отличаясь эрудицией и широтой кругозора, Савва Морозов находил время не только для работы: он с удовольствием читал Некрасова и Салтыкова-Щедрина, Чехова, Бунина, Леонида Андреева, Горького. Достоевского и Толстого считал русскими гениями, а Пушкина - мировым гением, наизусть знал многие пушкинские стихи и «Евгения Онегина», при случае он начинал цитировать знаменитые строки и не останавливался до тех пор, пока не закончит главу.

В общем, не чужд был промышленник Морозов искусству. Поэтому, когда к нему за материальной помощью обратились Станиславский и Немирович-Данченко, задумавшие открыть новый драматический театр, Савва Тимофеевич мгновенно согласился. Для начала он выделил организаторам 10 000 рублей, а потом принимал деятельное участие в ремонте здания в Камергерском переулке, в которое позже переехал Московский Художественный театр.

Здесь-то и встретился он впервые лично с писателем Максимом Горьким, с которым быстро и надолго подружился. Савва Морозов принимал активное участие в продвижении пьесы писателя «На дне» через цензурные преграды.

Зинаиде Григорьевне, которая предпочитала знакомства с титулованными особами, приходилось принимать и друзей мужа - артистов, художников, писателей. Но их вкусы часто расходились. Она высоко отзывалась о творчестве М. Горького, но как Алексея Пешкова его не любила и считала, но мужу незачем знаться с поднадзорным писателем.

А Савва Тимофеевич все больше проникался идеями демократизации. Он часто встречался с революционерами, например, с Бабушкиным и Бауманом, у него на предприятии работал член ЦК большевиков Л.Б. Красин. Морозов помогал движению большевиков и деньгами, в частности на его средства издавалась газета «Искра».

Человек увлекающийся, Морозов поддался идее переустройства государства. После событий 9 января 1905 года он даже написал докладную записку в комитет министров, озаглавив ее так: «О причинах забастовочного движения. Требования введения демократических свобод в России».

В ней Савва Тимофеевич подробно рассмотрел ситуацию, в которой оказалась Россия, исследовал причины забастовок - экономические и политические - и предложил способы их устранения, которые потребовали бы пересмотра всей существующей законодательной системы.

Прежде чем дать ход этой докладной записке, ее нужно было сначала обсудить в кругу пайщиков Никольской мануфактуры, потом среди московских промышленников. Пайщики записку не одобрили, более того, Савве Тимофеевичу открыто было сказано выбросить из головы революционные планы, иначе его объявят душевнобольным и недееспособным.

Со своей программой Савва Морозов выступил в Московской городской думе, но у большинства слушателей его речь вызвала лишь недоумение.

Чтение докладной записки совпало с беспорядками в Орехово-Зуеве.

Забастовщики требовали выплаты «наградных» дважды в год, увеличения заработной платы, уменьшения рабочего дня до восьми часов. Реально столкнувшись с забастовочным движением, Савва Морозов осознал, что он бессилен воплотить свою программу в жизнь. Требования рабочих совпадали с тем, что предлагал Савва Тимофеевич, однако под давлением пайщиков он вынужден был отказать бастующим по всем пунктам. Взвалив груз ответственности за это решение на одного Савву Морозова, пайщики фактически отстранили его от управления, воспользовавшись услугами известного психиатра и невропатолога Г. И. Россолимо.

Уехав в Москву, Савва Тимофеевич и в самом деле чувствовал себя не лучшим образом. Разлад между желаемым и возможным отразился на внутреннем состоянии бывшего директора-распорядителя. По Москве поползли слухи о его тяжелом нервном переутомлении, вспомнили и о самоубийстве его сестры Александры, и о сумасшествии ее сына. Жена и мать настойчиво советовали ему поехать отдохнуть в деревню, и он удалился в имение Покровское, а затем вместе с женой и приставленным к нему доктором Селивановским - отправился в путешествие по Европе.

Перед отъездом он отдал своей подруге (ходили слухи, что она больше, чем просто подруга), бывшей актрисе Художественного театра Марии Федоровне Андреевой, члену партии большевиков, страховой полис на сумму 100 000 рублей на случай своей смерти для передачи этих денег большевикам.

Вытолкнутый из привычной среды, лишенный возможности заниматься тем, что он знал и любил, Савва Тимофеевич почувствовал себя чрезвычайно одиноким. Не раз уже он подумывал о самоубийстве, наверное, поэтому он носил с собой браунинг.

Почти месяц прошел с того момента, как Морозовы приехали в Виши, райское местечко во Франции. Но его красоты не привлекали Савву Тимофеевича. Он думал о том, что ничего не смог сделать для России, для ее будущего. Очередной откровенный разговор с женой выявил лишь полное непонимание между супругами. Устав спорить, Савва Тимофеевич сказал, что пойдет прилечь, а Зинаида Григорьевна отправилась в Ниццу за покупками.

Когда она вернулась, труп Саввы Морозова уже почти остыл, осталась лишь бумажка, на которой размашистым почерком было написано: «В смерти моей не винить никого». Савва Тимофеевич Морозов покончил с собой 26 мая 1905 года в Каннах, выстрелив прямо в сердце. У него остались два сына - Тимофей и двухгодовалый Савва и две дочери - Мария и Люлюта.

На похоронах присутствовали представители ученого, литературного и художественного мира, в том числе профессора В.О. Ключевский и Д.И. Прянишников, К.С. Станиславский и В.И. Немирович-Данченко, труппа Художественного театра в полном составе. А венками загрузили целых пять траурных катафалков.

После смерти Саввы Морозова среди рабочих Никольской мануфактуры возникла легенда, будто Савва не умер, а вместо него похоронили другого, сам он отказался от богатства и тайно ходит по фабрикам, уча рабочих уму-разуму.

Сын Саввы Тимофеевича Морозова Тимофей рано умер, а его внук, тоже Савва Тимофеевич, стал литератором и написал книгу о своем деде, которую назвал «Дед умер молодым».