Сью Таунсенд: Женщина, которая легла в кровать на год. Сью таунсенд женщина, которая легла в кровать на год Девушка которая легла в кровать на год

Как хочется забраться в теплую постель и ни о чем не тревожиться, просто думать обо всем на свете. Как хочется остановиться, перестать быть двигателем, буксиром, рабочей лошадкой, которая тащит за собой весь мир. Пусть он кружится сам по себе, пусть листья сами падают с клена, Еву это больше не касается, ей хорошо. Или она себя обманывает? Может ли быть хорошо человеку, разучившемуся жить? Узнаем это из последнего романа Сью Таунсенд «Женщина, которая легла в кровать на год».

Думать обо всем на свете - удовольствие, которого хрупкая миловидная женщина, героиня романа с необычным названием, была лишена долгие годы. Ведь главной заботой ее состоявшейся, достойной уважения взрослой жизни никогда не была она сама, всегда находились персоны поважнее: муж, дети, мама, родственники, знакомые… Что, знакомая ситуация? Необычным является решение проблемы, которую представительница слабой половины человечества имела мужество признать. Ева, так зовут нашу героиню, давно желаемое удовольствие доставила себе сама, отодвинув, наконец, все остальное на задний план. А вот это уже не про нас. Мы не можем себе позволить капризы, пока не удовлетворили нужды всех вокруг, а наши желания постоят в стороне до тех пор, пока кто-нибудь не придет и не осуществит их, взмахнув волшебной палочкой. Возможно, и Еву долгие годы останавливало чувство долга, а самоотречение придавало сил, но до определенного момента, пока она вдруг не поняла, что не может больше жить. Не «я не могу так больше жить», а именно «я не могу жить». Почему? Героиня книги не пытается, очевидно, найти ответ на этот вопрос, однако делает первый шаг к пониманию себя: она разрешает себе жить так, как она может , лежа в постели. Мать двоих детей, примерная жена и дочь вдруг сложила с себя обязанности и осталась просто Евой Бобер.

Тема служения интересам близких и дальних нам хорошо знакома, у подавляющего большинства взрослых женщин были те самые семнадцать лет бестолковой беготни с лозунгами « надо» и «должна». Кто-то выдерживает такую гонку под прикрытием высших гуманных устремлений, не задумываясь, кем и для чего они навязаны, а кто-то, устав бороться с собой долгие десятилетия, это у кого сколько терпения и сил хватит, опускает руки, и локомотив жизнедеятельности дает сбой, останавливается, какое-то время еще прогрохотав по инерции своими чугунными колесами .

Остановка - это когда валяешься с восьми утра до восьми вечера перед телевизором, не вставая ни поесть, ни попить, лишь раз доплюхав с головокружением до туалета. Когда мучает бессонница от недодуманных и таких навязчивых невеселых мыслей. Когда рыдаешь в ответ на простой вопрос ни в чем не повинного мужа, вернувшегося с работы, будучи не в силах ни понять , ни тем более объяснить происходящее. Когда уничтожаешь себя бесконечными упреками в лени, нежелании заняться делом, мысленно принуждая себя немедленно встать и сделать то одно, то другое, так нельзя, но при этом оставаясь на диване и продолжая себя ругать еще больше. Когда чувствуешь при относительно здоровом теле абсолютную беспомощность и собственную никчемность . Когда бегаешь по врачам в надежде найти хоть какую-нибудь более менее серьезную болезнь, которая никак не хочет находиться. Это чтобы оправдать свое изможденное состояние. Только ни один врач не в силах помочь, когда человек истощается в борьбе с самим собой. Ева оказалась честнее многих из нас и мудрее. Она перестала быть врагом самой себе в погоне за видимостью благополучия и одобрением окружающих. В ее истории не было вышеперечисленных побочных эффектов депрессии только потому, что она приняла свое состояние как есть, не пытаясь казаться той, прежней Евой, которую все хотели видеть. Вместо заботливой матери, жены и хозяйки вдруг появилась странная женщина, которая «бесится с жиру» и мучает своих родственников, заставляя ухаживать за собой.

Странно называть поступком то, что не является осознанным действием на момент его совершения. Забравшись в постель, Ева не думала, что проведет там целый год, это не было ее осознанным решением. Импульс, инстинкт, чувство самосохранения подсказали, где уютно и тепло - в кровати, с пахнущими свежевыпавшим снегом белыми простынями , с большой мягкой подушкой, с обволакивающим покоем и безмятежностью пышного одеяла. Ева услышала голос самой себя, который усердно не желала замечать долгие годы самозабвенного служения близким, и не смогла больше ему противиться. Сколько можно уговаривать себя, что все хорошо, когда нет радости в душе? Сколько можно делать то, что нужно не тебе? Сколько можно себе врать? Хватит, теперь Ева просто наслаждается жизнью. Ей хорошо, она доверилась своим чувствам и впервые поступила по-настоящему правильно, согласно своим ощущениям, а не вопреки им, и больше никто ей не докажет, что она должна вставать и готовить на всех завтрак, убирать весь дом, стирать, наглаживать рубашки, покупать еду, которую она не ест, варить обед из трех блюд , ходить в химчистку и пропалывать газон, готовить дом к Рождеству, беспокоиться о муже и о детях, ведь ей и так хорошо, пусть теперь позаботятся о ней.

Да, интересная ситуация, действительно комичная. Стоит узнать, как будет из нее выбираться « любящий муж», как отреагируют дети, найдется ли хоть один человек, чтобы поддержать Еву, а не обжечь ее очередным укоризненно-презрительным взглядом. Да и нуждается ли она в поддержке? Может, она решила поиграть в больную, чтобы таким экстравагантным способом привлечь к себе внимание? Непонятно. Ева должна быть счастлива, тем более у нее есть все, что для этого нужно: достойный муж, которого принято считать любящим, да и сам он того же мнения. Есть дети, уже почти взрослые - мечта любой женщины, смысл ее жизни, надежда на будущее. Есть, мама, заботливая, внимательная, желающая дочери и всей ее семье только добра. Разве можно допустить реальность странных и таких пугающих чувств - непонятное отвращение к мужу, каждый день разыскивающего свои носки, раздражение и обида на детей, не обращающих на мать никакого внимания, злость на вездесущую маму, пытающуюся прожить жизнь дочери вместо нее , на свекровь, вечно недовольную своей невесткой, а она ведь говорила сыну, говорила… Нет, так не бывает. Мужа надо любить, детей холить, лелеять и все прощать, а свекровь уважать и слушаться, даже когда она тебя втаптывает ногами в грязь, приговаривая, что это для твоего же блага. Откуда-то вдруг всплывают воспоминания о школьной поре, о таких же доброжелательных воспитателях… и наворачиваются слезы .

Самое противное, что во всех без исключения аннотациях на книгу говорится именно о комичности сюжета, об искрометном юморе, о чудаковатости героев, об уме автора, но нет ни слова о трагизме самой ситуации, в которой оказалась зрелая, умная, талантливая женщина. Если нежелание жить свою жизнь - это смешно, то с таким же успехом давайте посмеемся над теми, кто не встает с кровати в онкологическом отделении местной больницы, и посчитаем поведение их родственников странным. И те и другие ведь явно отличаются от толпы!

Страшнее депрессии, добровольного нежелания жить, в которой оказалась Ева, только рак , когда человек невольно оказывается перед лицом смерти. Заметьте, страшнее, а не смешнее. Ирония, с которой Сью Таунсенд описывает переживания героини, необходима для повествования о трагедии, которой невозможно взглянуть прямо в лицо, иначе она убьет тебя. Для этого автору пришлось уподобиться Персею и использовать юмор так же, как зеркальный щит, позволивший разглядеть и отсечь голову змееволосой Медузе Горгоне, которая погубила одним лишь взглядом столько героев, по неосторожности заглянувших ей в глаза.

Спросите сотрудников МЧС, расскажут ли они вам с радостью о своем героическом служении, о спасенных ими жизнях, о том, что они видят каждый день, спасая по пятьсот живых душ за сутки? Могут ли участники боевых действий всерьез говорить о войне, или они предпочитают вспоминать незначительные анекдоты, отвлекавшие их тогда от страшной действительности? Однако все понимают, что наличие армейского юмора не повод для смеха над войной. Почему же при прочтении книги о глубочайшей трагедии человеческой личности мы должны смеяться? Возможно, потому что большинство из нас не знает о реальности существующей проблемы и не сталкивалось с ней лицом к лицу? Тогда, действительно, остается лишь смеяться, удивляясь изобретательности автора, поставившего своих героев в такие комичные и такие нереальные ситуации. Однако трагизм сюжета именно в том, что он правдив, как и документальная съемка . Просто не все эту правду хотят знать и, даже сталкиваясь с ней, предпочитают не верить своим глазам. А самое страшное, никто не знает, что с этим делать.

Сью Таунсенд

Женщина, которая легла в постель на год

Будь добрым, ведь каждый на твоем пути ведет трудный бой.

Приписывается Платону и много кому еще.

После отъезда мужа и детей Ева заперла дверь на засов и отключила телефон. Ей нравилось находиться дома одной. Она переходила из комнаты в комнату, прибирая и наводя порядок, собирая чашки и тарелки, оставленные домочадцами где ни попадя. Кто-то положил столовую ложку на подлокотник особенного стула Евы – того самого, что она обивала в вечерней школе. Ева немедленно пошла в кухню и принялась изучать содержимое коробки с моющими средствами.

«И что же отчистит пятно от консервированного томатного супа с расшитого шелкового полотна?»

Во время поисков Ева увещевала себя:

– Ты сама виновата. Надо было хранить стул в своей спальне. Ты выставила его в гостиной на всеобщее обозрение из чистого тщеславия. Хотела, чтобы гости замечали твой шедевр и хвалили его, а ты бы доверительно сообщала, что на вышивку ушло целых два года, а вдохновлял тебя шедевр Клода Моне «Плакучая ива и пруд с водяными лилиями».

На одни только деревья ушел год.

На полу кухни оказалась небольшая лужица томатного супа, которую Ева не замечала, пока не наступила на пятно и не разнесла по полу оранжевые следы. На плите все еще булькало содержимое кастрюльки с антипригарным покрытием: полбанки томатного супа.

«Слишком ленивы, чтобы снять кастрюлю с плиты», – подумала Ева. А потом вспомнила, что отныне близнецы – проблема Лидского университета.

Краем глаза она уловила свое отражение в дымчатом стекле навесной духовки и быстро отвела взгляд. А если бы задержала, то увидела бы милую пятидесятилетнюю женщину с правильными чертами лица, пытливыми светло-голубыми глазами и ротиком как у звезды немого кино Клары Боу, словно всегда готовым заговорить.

Никто, даже ее муж Брайан, ни разу не видел Еву без губной помады. Ева считала, что красные губы сочетаются с ее обычной черной одеждой. Иногда она позволяла себе разбавить гардероб оттенками серого.

Однажды Брайан пришел с работы и застал Еву в саду в черных галошах и со свежевыдернутой из грядки репой. Тогда он сказал: «О боже, Ева! Ты похожа на послевоенную Польшу».

Ее лицо нынче было в моде. «Винтажным», как говорила девушка за стойкой «Шанель», где Ева покупала помаду (всегда помня о необходимости выбросить чек – муж бы не одобрил такие неоправданные траты).

Ева взяла кастрюлю с плиты, вышла из кухни в гостиную и расплескала томатный суп по всей обивке своего драгоценного стула. Затем поднялась наверх в свою спальню и, не сняв одежду и обувь, легла в постель и осталась там на год.

Тогда она еще не знала, что заняла позицию на целый год. Она легла в постель с мыслью, что через полчаса непременно встанет, но в кровати было так уютно, а свежие белые простыни пахли только что выпавшим снегом. Ева повернулась на бок лицом к открытому окну и загляделась на то, как белый клен в саду сбрасывает пламенеющие листья.

Ей всегда нравился сентябрь.


Она проснулась, когда уже начало темнеть, и услышала, как на улице кричит муж. Запел мобильный. На экране высветилось, что звонит ее дочь, Брианна. Ева не стала отвечать, а натянула на голову одеяло и затянула песню Джонни Кэша «Стараюсь быть безупречным».

В следующий раз высунув голову из-под одеяла, она услышала громкий голос соседки, Джули:

– Так не годится, Брайан.

Беседовали в палисаднике.

Муж Евы сказал:

– Между прочим, я ездил в Лидс и обратно, мне нужно в душ.

– Ну конечно.

Ева обдумала этот обмен репликами. С чего бы после поездки в Лидс и обратно требовался душ? Неужели воздух на севере особо загрязненный? Или же Брайан потел на трассе? Проклинал грузовики? Кричал на не соблюдающих дистанцию водителей в потоке? Злобно поносил погоду?

Ева включила ночник.

Это вызвало новые вопли на улице и требования «перестать дурачиться и отпереть дверь».

Ева ощутила, что хотя ей хотелось спуститься и открыть мужу дверь, она не способна встать с постели. Она будто упала в бочку с теплым быстро застывающим бетоном и теперь не могла пошевелиться. Во всем теле она чувствовала восхитительную слабость и думала: «Было бы глупостью выбираться из такой уютной постели».

Раздался звук бьющегося стекла. Вскоре послышались шаги Брайана на лестнице.

10 отзывов

Оценил книгу

Здравствуйте, меня зовут Ящерка и мой возраст принято называть сознательным. Во всяком случае, мне уже можно доверять такие ответственные решения, как выбор президента, воспитание потомства и употребление алкоголя. При этом моя мама считает, что я неправильно убираюсь в доме и не умею одеваться, целая кодла родственников уверена, что у меня не то образование и неправильная личная жизнь, а один мой поклонник постоянно делал мне замечания, что я не так шучу, не так разговариваю, не так думаю. Лет через пять-десять я, наверное, обзаведусь мужем и детьми, и хорошо, если первый не будет орать, лежа на диване, чтобы я убрала его носки, а вторые окажутся детьми, а не спиногрызами. Тогда я в полной мере ощущу себя Евой и начну задумываться, а где в жизни я пошла не туда. Мне уже и сейчас иногда хочется лечь в кровать пусть не на год, но хотя бы на день, неделю, месяц. А пока всего этого не случилось, хорошо, что есть такие книги, которые смогут периодически напоминать, что не все потеряно и еще есть шанс не превращать свою жизнь в убогое гуано.

"Женщине, которая легла в кровать на год" почему-то упорно приписывают две характеристики: называют ее абсурдом и говорят, что это смех сквозь слезы. Так вот, совсем наоборот - я бы сказала, что это слезы сквозь смех. Потому что читаешь-читаешь, и вроде бы смешные зарисовки, и вроде бы весело, и юмор, но отчего же тогда так тоскливо от всей этой местечковой жизни, от этих персонажей, от происходящего, - так тоскливо, что хоть волком вой. Да, тут полно гротеска, некоторые ситуации и впрямь странны в своей нелепости, но не намного больше, чем это может описать, скажем, пресса. Да и как иначе могло бы быть с такими выпуклыми, карикатурными даже персонажами. Вот у нас есть видимость счастливой преуспевающей семьи. И никого не волнует, что муж не может даже включить стиральную машину, и при этом имеет любовницу, детишки выросли социопатами-эгоистами без малейшего понятия о сочувствии и не умеют сказать "нет", свекровь критикует по малейшему поводу, но обвиняют все почему-то домохозяйку, которая вдруг решила просто выкроить немного времени для себя. Да-да, в доме, где все только и делают всё для себя. И может быть, тебя признают или святым, или психопатом - просто потому, что ты решил делать не так, как принято, а так, как хочется.

Жалко ли мне Еву и ее фриковую семейку?.. Разве что в той степени, как может быть жалко обычных людей, которых я вижу каждый день вокруг себя. А как персонажей - пожалуй, нет, не жалко...

P.S. И почему финал называют открытым и считают, что непонятно, что со всеми случится дальше? По-моему, дальнейшее развитие событий предельно ясно...

Оценил книгу

Вот достойное продолжение взорвавшего когда-то читательский мир романа Эрленда Лу «Наивно. Супер». Та же ситуация кризиса, доведённая писателем до абсурда. Только у Таунсенд в центре повествования женщина, причём отнюдь немолодая. Дети выросли и благополучно свалили из дома, муж, который никогда не был близок, окончательно отдалился, самое время подумать, а чем, собственно, ты занималась лучшую часть жизни? И что дальше? И вообще, какой во всем этом смысл?
Переживают подобное состояние многие (пресловутый кризис среднего возраста), но мало кто в этом признаётся. Потому что если реально это осознать, то придётся что-то делать. А с сорока, тем более пятидесяти, все настолько вымотаны, представления о том, что такое хорошо и что такое плохо настолько выработаны, да и просто любые изменения настолько пугают, что люди держатся за привычный мирок из последних сил. Даже если его ненавидят. Забавно, что при этом они ещё убеждают себя и окружающих, что на самом деле его любят. Понятно, синица в руках всегда надёжнее, чем журавль в небе.
Героиня Таунсенд – простая английская домохозяйка – пошла самым простым путём: легла в постель и отказалась вставать. Это не осознанный бунт, просто не может она – и всё. Надо отдохнуть от жизни, прийти в себя, подумать. Удивительно, как любое нестандартное поведение раздражает окружающих. Муж (старый занудный сморчок) может гулять налево, и это никого не удивляет. Суперталантливые детки могут быть агрессивными социопатами, но это никого не волнует. Их «подружка» вообще больна на целую голову, но ей всё сходит с рук. А невинная незаметная домохозяйка, которая решила, наконец, уделить себе немного внимания, вызывает в людях страшную агрессию. Да как она посмела? А если все себя будут так вести? Да она просто больна, её надо изолировать! Или не обращать на неё внимания, вот тогда она забегает!
Как обычно, у Сью Таунсенд получился очень английский роман. Грустный юмор щедро смешан с беспощадной сатирой, всех жалко и при этом временами все жутко раздражают, катарсис и надежда в конце не снимают животрепещущих вопросов – всё, как в жизни, только острее.

Оценил книгу

Что хорошего.

Суть внутреннего конфликта Евы можно описать одним словом: задолбалась. И было с чего. Ева – одна из тех несчастных женщин, которые загнаны в бесконечную круговерть домашних дел, которые никто не считает настоящей работой, поэтому ее труд принимается как должное, о нем даже никто не задумывается. Почти два десятилетия Ева фактически сама себе не принадлежала, постоянно кого-то обслуживая, и вот – не выдержала.

Сама идея вынуть ключевую шестеренку, за которую цепляется вся семья, и посмотреть, что получится – отличная. Поначалу за этим было очень интересно наблюдать.

Когда Таусенд хочет, она может вызвать у читателя самые сильные эмоции. Взять хотя бы Поппи, ну кому в здравом уме не хотелось придушить ее голыми руками?

Очень понравилась промелькнувшая идея, что каждый противный человек в корне своем просто бедный заечка, которого когда-то сильно обидели. Это не делает его менее противным, разумеется, но так лучше, чем если бы он бы противным сам по себе.

Что плохого.

Я охотно верю в ситуацию, когда человек настолько загнался, что способен лишь забраться под одеялко и заявить, что он в домике. Такое в той или иной мере с почти каждым из нас бывает, поэтому подобная история в гиперболической форме воспринимается на ура. Но помните тот популярный в соцсетях мини-комикс про чайку? Летит чайка. Летит чайка. Скрючившись, задолбанная чайка извергает в воздух проклятия. Летит чайка. Так вот – где в романе этот последний слайд? Понятно, что человек может сорваться, но непонятно, почему он остается в этом состоянии даже тогда, когда становится ясно: домик не работает, в него уже прорвались. Реальная Ева легла бы в постель, переосмыслила происходящее, пережила надлом и встала бы новым человеком, который, возможно, послал бы всех к черту и уехал в кругосветное путешествие автостопом. Книжная Ева все пытается и пытается спрятаться от всего мира и капризно командует родственниками, хотя мир настойчиво тянет к ней лапы. Первое время ей сочувствуешь как человеку, который надорвался, но чем дальше, тем больше она превращается в непонятное аморфное и ленивое существо, которому почему-то все потакают.

Далее, непонятно, почему Ева дошла до такого края. На поверку ее родня оказалась не такой уж черствой. Все поворчали, но сразу же, без уговоров приняли необходимость обхаживать Еву, кормить ее, уступать ее причудам. Может быть, у Евы не тот характер, чтобы взбунтоваться и построить свое семейство еще в начале семейной жизни, но она производит впечатление разумной женщины, которая могла бы хотя бы попробовать не делать половину того, что делает – и посмотреть, что будет. Узнав фабулу романа, я думала, что у Евы домочадцы-тираны, которые вздохнуть ей не дают, но это не так. Она ведь даже не пыталась отложить часть ноши в сторону.

И еще непонятный момент: как можно целый год пролежать в постели, не занимаясь ничем? Вначале Ева заявляет, что ей о многом нужно подумать, но во-первых, кто же мешал думать раньше за глажкой рубашек и мытьем посуды, во-вторых, никаких плодов или хотя бы процесса ее раздумий нам не показали. Ева, повторюсь, производит впечатление умной женщины, а умный человек от такой жизни в кровати со скуки бы помер.

Наконец, главное, что мне не понравилось категорически. В этом романе не одна несчастная женщина, в нем несчастны абсолютно все. И звучит мысль, что все, совершенно все так же задолбались (но, видимо, они не настолько бесхребетные, как Ева, поэтому выдерживают) и все при первой же возможности улеглись бы в кровать хоть на сто лет. Разве что Александр являет собой светлое пятно во мраке, и то счастливым я бы его не назвала – это такой мудрый и спокойный мужчина с печальным лицом. Получается, то несчастье и измученность – естественное состояние не для этих конкретных людей, а для всех без исключения в мире, только кто-то выдерживает, а кто-то ломается. Это – неправда. Причем неправда крайне опасная, поскольку многие начинают в нее верить.

PS Ах, да. «До одури смешной» роман?! Я люблю английский юмор, но здесь им и не пахнет.

Оценил книгу

Очень-очень странная книга!
Оставила так много впечатлений, и они все такие разные. Попробую разложить по полочкам.

1. Очень умно.
Не заумно, а именно умно, тонко и изящно. Мне очень нравится читать книги, где автор относится на равных к своему читателю, и где его IQ приятно высок.

2. Очень иронично.
Порой с перегибами, но тем не менее, периодически хотелось смеяться и зачитывать куски книги вслух.

3. Слишком много одиночества.
С каждой страницей все глубже погружаешься в мир женщины, которая один единственный раз в жизни сделала неправильный выбор, и с тех пор каждый день погружалась все больше в депрессию. Но при этом не отдавала себе в этом отчета и никто об этом даже не догадывался. И периодически вся эта холодная бездна в душе Евы открывалась в строчках романа, и мне становилось так больно, что хотелось поскорее захлопнуть книгу и не думать об этом больше.

4. Очень много вопросов.
Эгоистка ли Ева? Или просто запутавшаяся и уставшая женщина? Она сошла с ума? Могло ли это кончиться хорошо? На эти вопросы я искала ответ на протяжении всей книги. И на все, пожалуй, отвечу утвердительно.

5. Чудовищная концовка.
Такое ощущение, что автору надоело писать, и она сама не знала, что делать в этой надоедливой Евой Бобер, которая всем приносит только хлопоты, включая саму Сью Таунсенд. Очень нелогичный и слабый финал, который сводит на нет все предыдущее повествование. Это я смогла пережить только после того, как придумала альтернативный финал сама и успокоилась, сочтя книгу вполне хорошей. Если бы не это, пришлось бы еще снижать оценку, потому что так небрежно вести себя с собственными героями, хороший автор не должен себе позволять.

В целом, книга затянула и подарила мне очень много притных моментов!

Оценил книгу

Встречаются же такие книги, о которых не просто нельзя рассказать в двух словах, но и которые вызывают бурю эмоций и во время прочтения, и ещё долго после него. Книга "Женщина, которая легла в кровать на год" для меня именно такая. И я даже спустя некоторое время после прочтения не могу определиться с местом книги в моей голове и в моей жизни.

Книга мне досталась во флэшмобе, чему я очень рада, так как однозначно не стала бы ее читать в противном случае. От книги я ждала чего угодно, но только не того, что получила. Сначала мне казалось, что книга возможно станет мне занозой в глазу, так как "диванная болезнь" мне далеко не чужда, но уже с первых строк поняла, что с главной героиней Евой у меня абсолютно ничего общего. Да и вообще все персонажи вызывали у меня стойкое отвращение. До поры до времени.

Чтобы описать свои эмоции от книги, я бы хотела привести немного странную ассоциацию, которая у меня возникла. Представьте себе, вы приходите в гости к не очень хорошо знакомым людям, гостей много, и вы чувствуете себя очень некомфортно. И тут вдруг вам приспичивает в туалет. Вы тихонько ускользаете из шумной гостиной, заходите в туалет, закрываетесь на защёлку, разворачиваетесь к унитазу и видите прямо на ободке здоровенную какаху. Вы стоите и не понимаете, что с этим делать дальше. Убирать противно, но в туалет очень хочется сейчас, и к тому же пока вы над этим рассуждали, вы понимаете, что выйти из туалета уже не можете, так как если кто-то зайдёт после вас, то однозначно подумает, что котяк на ободке ваших рук (и не только рук) дело. Так проходит минута за минутой, и в тот момент, когда вы всё-таки решаетесь незаметно смыться из туалета, а заодно и из чертовой квартиры, вы вдруг осознаёте, что в квартире царит тишина. Вы медленно выходите, а все гости встали в кружок вокруг вас и кричат: "розыгрыш!" Вот так примерно я себя ощущала с этой книгой, пока не осознала, что это абсурд. Но последняя четверть книги ставит всё обратно с головы на ноги, и мы понимаем, что все намного намного серьезнее.

Если первую половину книги, я не понимала Еву, я также как и все окружающие ее люди, считала эту женщину психопаткой - она ведь не просто лежит в кровати, она даже до туалета дойти боится, и до тех пор пока она не догадалась сделать себе "белый путь" из простыней до туалета, который находился в ее же комнате, она всерьез рассуждала о том, как бы приспособить банки и бутылки для сбора естественных испражнений, и кого бы из родственников подрядить все это дело выносить. Если кто-то забывал покормить Еву, она весь день оставалась голодной. Что же произошло с пятидесятилетней женщиной, что она решила лечь в кровать на год? "Да достали все!" - вот что произошло. Ева всю свою жизнь всё везла на себе: и двоих неприспособленных к жизни близнецов, которые наконец вылетели из гнезда и отправились учиться в колледж; и муженька - светило науки, который уже восемь лет изменяет ей со своей коллегой. Тут же и мамашка, и свекровь, которые пьют из Евы все соки. Но убежать от всех этих людей у Евы не выходит. К близнецам присосалась пиявка Поппи - наглая врунья, готовая на любые пакости ради собственной выгоды, а близнецы настолько бесхребетны, что не могут послать пиявку к черту. Поппи проникает в дом к Еве, пользуясь наивностью Евиного муженька. А тут ещё и Титания, любовница мужа заявилась к ним в дом со своими чемоданами. И это далеко не все персонажи, которые будут осаждать Еву тем больше, чем дольше она находится в постели.

И главный вопрос: зачем эта странная женщина вообще легла в кровать? Ответ она даёт сама: окуклиться и превратиться из гусеницы в бабочку. Но вы даже не представляете, насколько это становится буквальным с каждой следующец страницей книги. Сначала она просто лежит в кровати, затем освобождает от ненужных вещей свою комнату, а дальше... И далеко не факт, что окукливание произойдет, ведь до большой трагедии всего один маленький шаг.

Я не могу не отметить юмор книги. Он настолько необычен, я даже не могу его назвать ни черным юмором, ни сарказмом. До тех пор пока я не поняла, что книга - абсурд, меня выбешивало в этой книге всё, в том числе и юмор. Но постепенно, свыкаясь с манерой произведения, я стала получать удовольствие, которое к финалу стало наивысшим.

В общем, от книги я осталась в восторге! Обязательно продолжу знакомство с автором, тем более, что пишет Сью Таунсенд очень необычно.

Текущая страница: 1 (всего у книги 23 страниц) [доступный отрывок для чтения: 16 страниц]

Сью Таунсенд
Женщина, которая легла в кровать на год

THE WOMAN WHO WENT TO BED FOR A YEAR by Sue Townsend


Copyright © 2012 by Lily Broadway Productions Ltd


© Ласт Милинская, перевод, 2014

© Фантом Пресс, оформление, издание, 2014


Все права защищены. Никакая часть электронной версии этой книги не может быть воспроизведена в какой бы то ни было форме и какими бы то ни было средствами, включая размещение в сети Интернет и в корпоративных сетях, для частного и публичного использования без письменного разрешения владельца авторских прав.


© Электронная версия книги подготовлена компанией ЛитРес

* * *

Будь добрым, ведь каждый на твоем пути ведет трудный бой.

Приписывается Платону и много кому еще.

Глава 1

После отъезда мужа и детей Ева заперла дверь и отключила телефон. Она любила оставаться дома одна. Она бродила по комнатам, наводя порядок, собирая чашки и тарелки, брошенные домочадцами где ни попадя. На сиденье любимого стула Евы – того самого, что она обивала в вечерней школе, – валялась грязная ложка. Ева быстро прошла в кухню и принялась изучать содержимое шкафчика с моющими средствами.

Чем же удалить с расшитого шелка пятно от консервированного томатного супа? Роясь среди коробок и бутылок, Ева бормотала:

– Сама виновата. Надо было держать стул в спальне. А ты из тщеславия выставила его в гостиной на всеобщее обозрение. Мол, нахваливайте, гости дорогие, мою красоту, на которую я ухлопала целых два года, вдохновляясь шедевром Клода Моне «Плакучая ива и пруд с водяными лилиями».

Да на одни только деревья год угрохола.

На полу кухни поблескивала лужица томатного супа, которую Ева не замечала, пока не наступила на пятно и не разнесла повсюду оранжевые следы. На плите в тефлоновой кастрюльке все еще булькало с полбанки того же томатного супа.

Даже кастрюлю с плиты не снимут, подумала Ева. И тут же вспомнила, что отныне близнецы – проблема Лидского университета.

Краем глаза она поймала свое отражение в дымчатом стекле духового шкафа и быстро отвела взгляд. А если бы задержала, то увидела бы милую женщину лет пятидесяти, с правильными чертами лица, внимательными голубыми глазами и губами как у звезды немого кино Клары Боу, плотно стиснутыми бантиком, будто она сдерживает рвущиеся наружу слова.

Никто, даже ее муж Брайан, ни разу не видел Еву с ненакрашенными губами. Ева считала, что красная помада идеально сочетается с ее черными нарядами. Иногда она позволяла себе разбавить гардероб оттенками серого.

Однажды Брайан, вернувшись с работы, застал Еву в саду – в черных галошах на босу ногу и с выдернутой из грядки репой в руках.

– Боже, Ева! Ты вылитая послевоенная Польша, – сказал он.

Ее тип лица нынче в моде. «Винтажное лицо», как говорит девушка в отделе «Шанель», где Ева покупает помаду (никогда не забывая выбросить чек – муж не одобрит столь легкомысленные траты).

Ева сняла с плиты кастрюлю, вынесла ее в гостиную и расплескала томатный суп по обивке своего драгоценного стула. Затем поднялась в свою спальню и, как была, в обуви и одежде, легла в постель, где и оставалась весь следующий год.

Тогда Ева еще не знала, что проведет в постели целый год. Она легла на полчасика, но в постели было так уютно, да и свежие белые простыни пахли только что выпавшим снегом. Ева повернулась к открытому окну и загляделась на то, как клен в саду сбрасывает пламенеющие листья.

Ей всегда нравился сентябрь.


Проснулась Ева, когда уже начало темнеть, услышав, как на улице кричит муж. Запел мобильный. На экране высветилось имя дочери – Брианна. Ева не стала отвечать, нырнула с головой под одеяло и затянула песню Джонни Кэша «Стараюсь быть безупречным».

В следующий раз, когда она высунула голову из-под одеяла, за окном звучал громкий голос соседки Джули:

– Так не годится, Брайан! Беседовали в палисаднике.

– Между прочим, я ездил в Лидс и обратно, – ответил Брайан, – мне в душ нужно.

– Да-да, разумеется.

Ева обдумала услышанное. С чего бы после поездки в Лидс так рваться под душ? Неужели воздух на севере особо грязен? Или же Брайан вспотел на трассе, проклиная грузовики? Вопя на не соблюдающих дистанцию водителей? Злобно понося погоду?

Ева включила ночник.

С улицы донесся новый залп криков и требований «перестать дурачиться и отпереть дверь».

Ева и рада была бы спуститься и открыть мужу дверь, но просто не могла выбраться из постели. Она будто угодила в бочку с теплым бетоном и теперь не в состоянии пошевелиться. Прислушавшись к восхитительной слабости, что разлилась по всему телу, Ева подумала: «Ну глупо же покидать такое уютное место».

Вслед за звоном бьющегося стекла с лестницы донесся топот.

Брайан выкрикнул ее имя. Ева не ответила.

Муж открыл дверь спальни:

– А, вот ты где.

– Да, я тут.

– Заболела?

– Тогда почему валяешься в постели в одежде и обуви? Что еще за игры?

– Не знаю.

– А я знаю. Это синдром пустого гнезда. Я слышал про такую штуку по радио в «Женском часе».

Ева промолчала, и Брайан спросил:

– Ну так что, ты собираешься вставать?

– Нет, не собираюсь.

– А как же ужин?

– Нет, спасибо, я не голодна.

– Я про мой ужин. Что у нас на ужин?

– Не знаю, посмотри в холодильнике.

Он затопал вниз. Ева слушала, как Брайан ходит по ламинату, который неумело настелил в прошлом году. По скрипу половиц она поняла, что муж прошел в гостиную. Вскоре он опять загрохотал на лестнице.

– Что, черт возьми, случилось с твоим стулом?

– Кто-то оставил на сиденье столовую ложку.

– Оно все измазано супом!

– Знаю, я сама это сделала.

– Ты что, облила стул супом? Ева кивнула.

– У тебя нервный срыв, Ева. Я звоню твоей матери.

От ее яростного тона Брайан вздрогнул.

По его потрясенному взгляду Ева догадалась, что после двадцати пяти лет брака в домашней вселенной мужа наступил конец света. Брайан ретировался вниз. До Евы донеслись его проклятия по поводу отключенного телефона, а спустя секунды послышалось клацанье кнопок. Сняв трубку с параллельного аппарата, Ева узнала голос матери, тараторящий ее номер телефона:

– 0116 2 444 333, говорит миссис Руби Сорокинс. Затем голос Брайана:

– Руби, это Брайан. Мне нужно, чтобы вы немедленно приехали.

– Никак не могу, Брайан. Мне как раз делают химическую завивку. Что стряслось?

– Так вызови «скорую», – раздраженно распорядилась Руби.

– Физически с ней все нормально.

– Ну, значит, все хорошо.

– Я сейчас приеду за вами, вы должны сами ее увидеть.

– Брайан, я не могу. Мне делают химическую завивку, и через полчаса с меня должны смыть раствор. Если вовремя не смыть, я стану вылитая Харпо Маркс, как барашек. Вот, поговори-ка с Мишель.

– Привет… Брайан, да? А я Мишель. Объяснить вам популярно, что произойдет, если миссис Сорокинс прервет химическую завивку на этой стадии? Страховка-то у меня есть, но мне не улыбается мотаться по судам. Мое время расписано по часам аж до Рождества.

Телефон снова оказался у Руби:

– Брайан, ты меня слышишь?

– Руби, ваша дочь лежит в постели. В одежде и обуви.

– А я тебя предупреждала, Брайан. Помнишь, как мы в день свадьбы стояли на церковном крыльце, а я повернулась к тебе и говорю: «Наша Ева – темная лошадка. Она неразговорчива, и ты никогда не будешь знать, что у нее на уме». – Повисла долгая пауза, а затем Руби сказала: – Позвони-ка ты своей маме.

И дала отбой.

Еву потрясло открытие, что ее мать, как выясняется, в последнюю минуту попыталась расстроить свадьбу дочери. Она подтянула к себе сумку, валявшуюся на полу, и пошарила в ней, надеясь отыскать что-нибудь съестное. Ева всегда держала в сумке провиант – привычка, оставшаяся с младенческой поры близняшек, вечно они были голодные, поминутно распахивали ротики, словно птенцы – клювики. Ева нащупала пакет раздавленных крекеров, сплющенный батончик «Баунти» и початую пачку мятных конфет.

А Брайан внизу снова щелкал кнопками.

Звоня матери, Брайан всегда немного трусил, от страха даже начинал слова коверкать. Мать вечно заставляла его почувствовать себя виноватым, и неважно, о чем они говорили.

Ева снова взяла параллельный телефон, осторожно прикрыв микрофон ладонью.

Трубку свекровь сняла мгновенно и рявкнула:

– Это ты, мама? – спросил Брайан.

– А кто еще? Сюда больше никто не заходит. Сижу одна-одинешенька семь дней в неделю.

– Но… э-э… ты… гм… не любишь гостей.

– Гостей не люблю, а выпроваживать их люблю. Не тяни, что случилось? Я «Ферму Эммердейл» смотрю.

– Прости, мама, что помешал, – проблеял Брайан, – может, перезвонишь мне во время рекламы?

– Нет, – отрезала она. – Давай разберемся сейчас, что бы там ни было.

– Это Ева.

– Ха! Отчего-то я не удивлена. Она тебя бросила? Как увидела эту вертихвостку, так сразу поняла, что она разобьет тебе сердце.

Брайан задумался, а разбивали ли ему сердце. Он никогда толком не мог сказать, что чувствует. Когда он принес домой диплом бакалавра естественных наук с отличием, чтобы предъявить свое достижение матери, ее тогдашний сожитель заметил: «Наверное, ты очень счастлив, Брайан». Брайан кивнул и натужно улыбнулся, хотя чувствовал себя ничуть не счастливее, чем днем раньше. А мать взяла тисненый диплом, пристально его изучила и нахмурилась: «Тебе придется попотеть, чтобы получить работу астронома. Люди с опытом побогаче твоего не могут трудоустроиться».

– Ева легла в постель в одежде и обуви, – скорбно сообщил Брайан.

– Не скажу, что потрясена, Брайан. Она всегда желала быть в центре внимания. Помнишь, как мы все вместе поехали отдыхать на Пасху в восемьдесят шестом? Твоя жена притащила с собой целый чемодан нелепого битниковского тряпья. Нельзя разгуливать в обличье битника по Уэллс-Некст-зе-Си1
Курорт в Уэльсе. – Здесь и далее примеч. перев.

Все от нее шарахались.

– Вы не должны были выбрасывать в море мою чудесную черную одежду! – заорала наверху Ева.

Брайан никогда не слышал, чтобы жена кричала.

– Кто это там орет? – удивилась Ивонна Бобер.

– Телевизор, – соврал Брайан. – Кто-то выиграл кучу денег в викторине «Яйцеголовые».

– Она весьма достойно выглядела в тех вещах, что я ей купила.

Ева вспомнила, как достала из пакета кошмарные тряпки. От них пахло так, будто они годами тухли на сыром складе где-то на Дальнем Востоке, а цветовая гамма выедала глаза: сплошь лиловое, розовое и желтое. А еще в пакете лежала пара сандалий, с виду мужские, и старперская куртка цвета беж. Облачившись в этот ужас, Ева увидела в зеркале особу лет на двадцать старше себя.

Брайан жаловался матери:

– Я не знаю, что делать, мамуля.

– Наверное, она наклюкалась. Пусть проспится, – посоветовала Ивонн.

Ева отшвырнула телефонную трубку и завопила:

– В Уэллс-Некст-зе-Си она купила мне мужские сандалии! Я видела там мужиков в таких же, да еще в белых носках! Ты должен был защитить меня от нее, Брайан! Должен был сказать, что твоя жена скорее умрет, чем наденет эти опорки!

От крика у Евы даже горло заболело. Она крикнула Брайану, чтобы тот принес стакан воды.

– Секундочку, мамуля, – сказал Брайан. – Ева просит воды.

Мать зашипела в трубку:

– Не смей таскать ей воду, Брайан! Собственными руками выроешь себе могилу, если пойдешь у нее на поводу! Скажи, пусть сама себе воду наливает!

Брайан не знал, что делать. Он нерешительно топтался в холле с трубкой в руке, из которой неслось ворчание матери:

– Только этого не хватало. Колено опять разболелось – сил нет. Даже хотела врачу позвонить, чтобы отрезал мне ее напрочь.

Так и не положив трубку, Брайан прошел на кухню и открутил кран с холодной водой.

– Мне кажется или у тебя там вода течет? – спросила мать.

– Просто решил сменить воду в вазе с цветами, – снова соврал Брайан.

– Цветы! Вот вы, негодяи, можете позволить себе цветы.

– Это цветы из сада, мама. Ева их из семян выращивает.

– Негодяи, у вас там садик есть! – нашлась Ивонн. И бросила трубку. Матушка Брайана не имела привычки прощаться.

Налив в стакан холодной волы, Брайан поднялся в спальню. Протянул его Еве, та отпила глоток и поставила стакан на захламленную прикроватную тумбочку. Брайан переминался в изножье кровати. Никто не мог подсказать ему, что делать дальше.

Еве стало почти жаль мужа, но не настолько, чтобы покинуть постель.

– Почему бы тебе не спуститься и не посмотреть телевизор? – предложила она.

Брайан обожал реалити-шоу, где призом была недвижимость. Его героями были Керсти и Фил. Втайне от Евы он написал Керсти, что она всегда такая красавица, и спросил, замужем ли она за Филом или это просто деловое партнерство. Три месяца спустя ему пришел ответ: «Спасибо за проявленный интерес » за подписью «С любовью, Керсти ». В конверт была вложена фотография – Керсти в красном платье с внушительным декольте, обнажающим большую часть груди. Брайан хранил фото между страниц старой Библии. Он знал, что там снимок будет в целости и сохранности: книгу никто никогда не открывал.

Вечером мочевой пузырь согнал-таки Еву с кровати. Она переоделась в пижаму, которую, следуя совету матери, купила специально на случай, если угодит в больницу. Мать Евы считала, что пациент, экипированный халатом, пижамой и несессером с добротными туалетными принадлежностями, вызовет у врачей и медперсонала больше симпатии, чем замарашка, заявившаяся в больницу с целлофановым пакетом, набитым дешевым тряпьем.

Приведя себя в порядок, Ева снова забралась в постель, гадая, чем занимаются ее дети в свой первый студенческий вечер. Ей представилось, что они сидят рядышком в комнате, плачут и просятся домой, – именно так они вели себя в первый день в детском саду.

Глава 2

Брианна находилась в общежитской кухне-гостиной. Войдя туда, она наткнулась на парня, одетого как женщина, и девушку, одетую как мужчина. Они болтали о неведомых ей клубах и музыкантах.

На миг сконцентрировавшись на бессмысленной для нее беседе, Брианна очень быстро перестала слушать, но кивала и время от времени вставляла «Круто!». Брианна была девушкой высокой, широкоплечей, длинноногой и с крупными ступнями. Лицо ее почти полностью скрывала спутанная черная челка, которую Брианна убирала с глаз, только если по-настоящему хотела что-то разглядеть.

В кухню скользнула девушка в платье до пят леопардовой расцветки и коричневых уггах – вылитая побродяжка. В руках она держала объемистый пакет из «Холланд и Барретт», который целиком запихала в холодильник. Половина головы у нее была выбрита, и лысину украшала татуировка в виде расколотого сердца. С другой стороны головы, закрывая один глаз, свисали беспорядочные и плохо прокрашенные зеленые пряди.

– Чудесная прическа, – похвалила Брианна. – Сама сделала?

– Попросила брата, – ответила девушка. – Он педик.

Фразы она заканчивала, повышая тон, точно к концу предложения задавалась вопросом, а правда ли то, что она говорит.

– Ты из Австралии? – спросила Брианна.

– Боже!? Нет!? – выкрикнула девушка.

– Я Брианна, – представилась Брианна.

– А я Поппи?.. Брианна? Никогда не слышала такого имени.

– Моего отца зовут Брайан, – безучастно пояснила Брианна. – Сложно ходить в таком длинном платье?

– Не-а, – отозвалась Поппи. – Попробуй, если хочешь. Оно тянется, так что, наверное, налезет на тебя.

Она тут же стащила платье через голову, оставшись в стрингах и лифчике. Белье казалось сотканным из алых паутинок. Похоже, комплексов у Поппи не имелось. В отличие от Брианны. В себе она ненавидела все: лицо, шею, волосы, плечи, руки, кисти, ногти, живот, грудь, соски, талию, бедра, ягодицы, колени, ляжки, лодыжки, щиколотки, ступни, ногти на ногах и голос.

– Примерю в своей комнате, – сказала она.

– У тебя чудесные глаза, – похвалила Поппи.

– Серьезно?

– Носишь зеленые линзы? – спросила Поппи, отвела косматую челку и всмотрелась в лицо Брианны.

– Отпадный зеленый цвет.

– Серьезно?

– Охренительный.

– Мне нужно немного похудеть.

– Есть такое. Я, кстати, эксперт по диетам. Научу тебя, как надо блевать сразу после еды.

– Не хочу стать булимичкой.

– Лили Аллен2
Английская певица, автор песен, актриса, телеведущая, модельер и филантроп. Долгое время страдала булимией.

Это здорово помогло.

– Терпеть не могу болеть.

– Но разве худоба того не стоит? Помнишь поговорку: «Нельзя быть слишком богатой и слишком худой»?

– И кто это сказал?

– Да вроде Винни Мандела3
На самом деле, это сказала вовсе не Винни Мандела, женщина, достойная во всех отношениях, а Коко Шанель.

Как была, в почти невидимом белье, Поппи последовала за Брианной. В коридоре они встретили Брайанамладшего, который закрывал дверь своей комнаты. Он посмотрел на Поппи, и та ответила внимательным взглядом. Самый симпатичный парень из всех, что ей пока здесь встретились. Поппи закинула руки за голову и соблазнительно изогнулась в надежде, что красавчик восхитится ее грудью третьего размера.

– Как вульгарно, – пробормотал он, пусть и себе под нос, но достаточно громко.

– Вульгарно? – возмутилась Поппи. – А поконкретнее? Хочу знать, какие именно части моего тела вызывают у тебя отторжение.

Брайан-младший неловко переступил с ноги на ногу. Поппи прошлась мимо него взад-вперед, крутанулась и, положив руку на костлявое бедро, выжидательно прищурилась. Брайан молча открыл только что закрытую дверь и скрылся в своей комнате.

– Дитя, – посетовала Поппи. – Грубое, но охренительно привлекательное дитя.

– Нам обоим по семнадцать, – сказала Брианна. – Экстерном сдали экзамены второго уровня сложности.

– Я бы тоже сдала досрочно, но в тот момент переживала личную трагедию… – Поппи замолчала, предоставляя Брианне возможность спросить, какую трагедию. Брианна ничего не сказала, и Поппи продолжила: – Ох, до сих пор не могу об этом говорить. Но я все равно умудрилась получить четыре высших балла. Меня зазывали в Оксбридж. Я поехала на собеседование, но, по правде сказать, не смогла бы жить и учиться в таком ископаемом университете.

– А куда ты ездила на собеседование, в Оксфорд или в Кембридж? – заинтересовалась Брианна.

– У тебя со слухом проблемы? Я же сказала, в Оксбридж .

– И тебе предложили место в университете Оксбриджа ? – уточнила Брианна. – Напомни, пожалуйста, где находится Оксбридж?

– Где-то в центральной части страны, – промямлила Поппи.

Брианна и Брайан-младший проходили собеседование в Кембриджском университете, и обоим предложили места. Негромкая слава близнецов Бобер опередила их появление. В колледже Святой Троицы их попросили решить до невозможности сложную математическую задачу, посадив Брайана-младшего вместе с наблюдателем в отдельной от сестры комнате. Когда спустя пятьдесят пять минут все листы формата А4 были исчерканы, абитуриенты отложили карандаши, и приемная комиссия принялась читать их решения, точно захватывающий роман. Брианна педантично двигалась прямиком к правильному ответу, а Брайан-младший крался к результату более извилистыми тропками. Комиссия не сочла нужным расспрашивать близнецов об их хобби и предпочитаемом досуге. Легко догадаться, что эти соискатели не увлекались ничем кроме выбранной специализации. После того как близнецы отказались от лестного предложения, Брианна объяснила, что они с братом желают учиться у знаменитого профессора математики Лены Никитановой в университете Лидса.

– Ах, Лидс, – вздохнул председатель комиссии. – Там выдающийся математический факультет мирового уровня. Мы пытались переманить очаровательную Никитанову к нам, предложив ей возмутительно щедрый оклад, но она написала, что предпочитает учить детей пролетариата – такого выражения я не слышал со времен Брежнева – и вполне удовлетворена местом лектора в Лидском университете! Типичное донкихотство! И теперь, стоя в коридоре студенческого общежития Сэнтинел-тауэрс, Брианна сказала:

– Я примерю платье в одиночестве. Стесняюсь своего тела.

– Нет, я с тобой, – возразила Поппи. – Я тебе помогу.

Брианне казалось, что Поппи ее душит. Она не хотела впускать эту девушку в свою комнату, не хотела с ней дружить, но все же открыла дверь и позволила Поппи войти.

На узкой кровати лежал открытый чемодан. Новая знакомая сразу же принялась разбирать его и складывать одежду и обувь Брианны в шкаф. Заикнувшись: «Поппи, я сама могу», Брианна беспомощно села на кровать. Она решила, что разложит вещи по своему вкусу, оставшись одна.

Поппи залезла в шкатулку, оклеенную крохотными перламутровыми ракушками, и принялась примерять украшения. Вытащила серебряный браслетик с тремя подвесками: луной, солнцем и звездой.

Этот браслет Ева купила дочери в конце августа, чтобы отметить пять высших баллов Брианны на экзаменах второго уровня сложности. Брайан-младший уже посеял запонки, подаренные матерью в честь его шести высших оценок.

– Возьму поносить, – объявила Поппи.

– Нет! – вскрикнула Брианна. – Только не это! Он мне очень дорог. – Она забрала браслет у Поппи и застегнула на собственном запястье.

– О мой бог, какая ты собственница, – фыркнула Поппи. – Остынь!

А в это время Брайан-младший мерил шагами свою на удивление крошечную комнату. От окна до двери было три шага. Брайан гадал, почему мать не позвонила, как обещала.

Он уже разобрал чемодан и аккуратно разложил вещи. Его ручки и карандаши располагались в ряд по цвету, начиная с желтого и заканчивая черным. Для Брайана-младшего было очень важно, чтобы красный карандаш лежал точно в центре ряда.

Сегодня, когда Боберы принесли чемоданы близнецов из машины, зарядили ноутбуки и подключили к сети новые чайники, тостеры и лампы из «Икеа», Брайан, Брианна и Брайан-младший сели рядком на кровати Брианны, не зная, что сказать друг другу.

Брайан несколько раз начинал: «Итак…»

Близнецы ждали, что отец продолжит, но он умолкал.

В конце концов тот кашлянул и решился:

– Итак, этот день настал, а? К ужасу для нас с мамой и, наверное, к еще большему ужасу для вас двоих, ведь пора начинать новый путь, знакомиться с новыми людьми. – Он встал перед близнецами. – Дети, попытайтесь проявить хоть капельку дружелюбия к другим студентам. Брианна, представляйся им, пытайся почаще улыбаться. Возможно, они не так умны, как ты и Брайан-младший, но ум – это еще не все в жизни.

– Мы здесь ради учебы, папа, – спокойно возразил Брайан-младший. – Если бы мы нуждались в друзьях, то сидели бы в Фейсбуке.

Брианна взяла брата за руку:

– Возможно, иметь друга неплохо, Бри. Ну, знаешь, кого-нибудь, с кем я смогу поговорить о…

– Об одежде, мальчиках и прическах, – подсказал отец.

«Фу! – подумала Брианна. – Прически! Нет, поговорить о чудесах мироздания, о загадках Вселенной…»

– Обзаведемся друзьями, когда получим докторские степени, – резюмировал Брайан-младший.

– Да расслабься, Би-Джей, – засмеялся отец. – Напейся, переспи с кем-нибудь, опоздай со сдачей курсовой хоть разок. Ты же студент, так укради дорожный конус! Брианна оценивающе посмотрела на брата. Нет, невозможно вообразить его ни пьяным с дорожным конусом на голове, ни танцующим румбу в ярко-зеленом трико на идиотской телепередаче «Танцы со звездами». Перед отбытием отца младшие обменялись с ним неловкими объятиями и похлопываниями по спине. Вместо губ и щек целовали в носы. Боберы наступали друг другу на ноги, спеша покинуть тесную комнатушку и добраться до лифта. Оказавшись на площадке, они бесконечно долго ждали, пока лифт поднимется на шестой этаж. Кабинка скрипела и скрежетала.

Когда двери лифта открылись, Брайан почти впрыгнул в кабину. Он помахал детям на прощанье, и они помахали ему в ответ. Брайан нажал на кнопку первого этажа, двери лифта закрылись, и близнецы хлопнули друг дружку по ладоням.

И тут двери лифта снова разъехались.

Близнецы испугались, увидев, что отец плачет. Они уже собирались шагнуть в кабину, но тут лифт дернулся и со стоном пополз вниз.

– С чего это папа плачет? – спросил Брайан-младший.

– Думаю, ему грустно, что мы покинули дом, – предположила Брианна.

– И это нормальная реакция? – удивился Брайан-младший.

– Наверное.

– Мама не плакала, когда мы прощались.

– Мама бережет слезы на случай настоящей трагедии.

Еще несколько минут они стояли у лифта, проверяя, не вернется ли отец, а потом разошлись по своим комнатам и попытались связаться с матерью, но безуспешно.

THE WOMAN WHO WENT TO BED FOR A YEAR by Sue Townsend

Copyright © 2012 by Lily Broadway Productions Ltd

© Ласт Милинская, перевод, 2014

© Фантом Пресс, оформление, издание, 2014

Все права защищены. Никакая часть электронной версии этой книги не может быть воспроизведена в какой бы то ни было форме и какими бы то ни было средствами, включая размещение в сети Интернет и в корпоративных сетях, для частного и публичного использования без письменного разрешения владельца авторских прав.

© Электронная версия книги подготовлена компанией ЛитРес (www.litres.ru)

Будь добрым, ведь каждый на твоем пути ведет трудный бой.

Приписывается Платону и много кому еще.

После отъезда мужа и детей Ева заперла дверь и отключила телефон. Она любила оставаться дома одна. Она бродила по комнатам, наводя порядок, собирая чашки и тарелки, брошенные домочадцами где ни попадя. На сиденье любимого стула Евы – того самого, что она обивала в вечерней школе, – валялась грязная ложка. Ева быстро прошла в кухню и принялась изучать содержимое шкафчика с моющими средствами.

Чем же удалить с расшитого шелка пятно от консервированного томатного супа? Роясь среди коробок и бутылок, Ева бормотала:

– Сама виновата. Надо было держать стул в спальне. А ты из тщеславия выставила его в гостиной на всеобщее обозрение. Мол, нахваливайте, гости дорогие, мою красоту, на которую я ухлопала целых два года, вдохновляясь шедевром Клода Моне «Плакучая ива и пруд с водяными лилиями».

Да на одни только деревья год угрохола.

На полу кухни поблескивала лужица томатного супа, которую Ева не замечала, пока не наступила на пятно и не разнесла повсюду оранжевые следы. На плите в тефлоновой кастрюльке все еще булькало с полбанки того же томатного супа.

Даже кастрюлю с плиты не снимут, подумала Ева. И тут же вспомнила, что отныне близнецы – проблема Лидского университета.

Краем глаза она поймала свое отражение в дымчатом стекле духового шкафа и быстро отвела взгляд. А если бы задержала, то увидела бы милую женщину лет пятидесяти, с правильными чертами лица, внимательными голубыми глазами и губами как у звезды немого кино Клары Боу, плотно стиснутыми бантиком, будто она сдерживает рвущиеся наружу слова.

Никто, даже ее муж Брайан, ни разу не видел Еву с ненакрашенными губами. Ева считала, что красная помада идеально сочетается с ее черными нарядами. Иногда она позволяла себе разбавить гардероб оттенками серого.

Однажды Брайан, вернувшись с работы, застал Еву в саду – в черных галошах на босу ногу и с выдернутой из грядки репой в руках.

– Боже, Ева! Ты вылитая послевоенная Польша, – сказал он.

Ее тип лица нынче в моде. «Винтажное лицо», как говорит девушка в отделе «Шанель», где Ева покупает помаду (никогда не забывая выбросить чек – муж не одобрит столь легкомысленные траты).

Ева сняла с плиты кастрюлю, вынесла ее в гостиную и расплескала томатный суп по обивке своего драгоценного стула. Затем поднялась в свою спальню и, как была, в обуви и одежде, легла в постель, где и оставалась весь следующий год.

Тогда Ева еще не знала, что проведет в постели целый год. Она легла на полчасика, но в постели было так уютно, да и свежие белые простыни пахли только что выпавшим снегом. Ева повернулась к открытому окну и загляделась на то, как клен в саду сбрасывает пламенеющие листья.

Ей всегда нравился сентябрь.

Проснулась Ева, когда уже начало темнеть, услышав, как на улице кричит муж. Запел мобильный. На экране высветилось имя дочери – Брианна. Ева не стала отвечать, нырнула с головой под одеяло и затянула песню Джонни Кэша «Стараюсь быть безупречным».

В следующий раз, когда она высунула голову из-под одеяла, за окном звучал громкий голос соседки Джули:

– Так не годится, Брайан! Беседовали в палисаднике.

– Между прочим, я ездил в Лидс и обратно, – ответил Брайан, – мне в душ нужно.

– Да-да, разумеется.

Ева обдумала услышанное. С чего бы после поездки в Лидс так рваться под душ? Неужели воздух на севере особо грязен? Или же Брайан вспотел на трассе, проклиная грузовики? Вопя на не соблюдающих дистанцию водителей? Злобно понося погоду?

Ева включила ночник.

С улицы донесся новый залп криков и требований «перестать дурачиться и отпереть дверь».

Ева и рада была бы спуститься и открыть мужу дверь, но просто не могла выбраться из постели. Она будто угодила в бочку с теплым бетоном и теперь не в состоянии пошевелиться. Прислушавшись к восхитительной слабости, что разлилась по всему телу, Ева подумала: «Ну глупо же покидать такое уютное место».

Вслед за звоном бьющегося стекла с лестницы донесся топот.

Брайан выкрикнул ее имя. Ева не ответила.

Муж открыл дверь спальни:

– А, вот ты где.

– Да, я тут.

– Заболела?

– Тогда почему валяешься в постели в одежде и обуви? Что еще за игры?

– Не знаю.

– А я знаю. Это синдром пустого гнезда. Я слышал про такую штуку по радио в «Женском часе».

Ева промолчала, и Брайан спросил:

– Ну так что, ты собираешься вставать?

– Нет, не собираюсь.

– А как же ужин?

– Нет, спасибо, я не голодна.

– Я про мой ужин. Что у нас на ужин?

– Не знаю, посмотри в холодильнике.

Он затопал вниз. Ева слушала, как Брайан ходит по ламинату, который неумело настелил в прошлом году. По скрипу половиц она поняла, что муж прошел в гостиную. Вскоре он опять загрохотал на лестнице.

– Что, черт возьми, случилось с твоим стулом?

– Кто-то оставил на сиденье столовую ложку.

– Оно все измазано супом!

– Знаю, я сама это сделала.

– Ты что, облила стул супом? Ева кивнула.

– У тебя нервный срыв, Ева. Я звоню твоей матери.

От ее яростного тона Брайан вздрогнул.

По его потрясенному взгляду Ева догадалась, что после двадцати пяти лет брака в домашней вселенной мужа наступил конец света. Брайан ретировался вниз. До Евы донеслись его проклятия по поводу отключенного телефона, а спустя секунды послышалось клацанье кнопок. Сняв трубку с параллельного аппарата, Ева узнала голос матери, тараторящий ее номер телефона:

– 0116 2 444 333, говорит миссис Руби Сорокинс. Затем голос Брайана:

– Руби, это Брайан. Мне нужно, чтобы вы немедленно приехали.

– Никак не могу, Брайан. Мне как раз делают химическую завивку. Что стряслось?

– Так вызови «скорую», – раздраженно распорядилась Руби.

– Физически с ней все нормально.

– Ну, значит, все хорошо.

– Я сейчас приеду за вами, вы должны сами ее увидеть.

– Брайан, я не могу. Мне делают химическую завивку, и через полчаса с меня должны смыть раствор. Если вовремя не смыть, я стану вылитая Харпо Маркс, как барашек. Вот, поговори-ка с Мишель.

– Привет… Брайан, да? А я Мишель. Объяснить вам популярно, что произойдет, если миссис Сорокинс прервет химическую завивку на этой стадии? Страховка-то у меня есть, но мне не улыбается мотаться по судам. Мое время расписано по часам аж до Рождества.

Телефон снова оказался у Руби:

– Брайан, ты меня слышишь?

– Руби, ваша дочь лежит в постели. В одежде и обуви.

– А я тебя предупреждала, Брайан. Помнишь, как мы в день свадьбы стояли на церковном крыльце, а я повернулась к тебе и говорю: «Наша Ева – темная лошадка. Она неразговорчива, и ты никогда не будешь знать, что у нее на уме». – Повисла долгая пауза, а затем Руби сказала: – Позвони-ка ты своей маме.


Top