Мировой войны. кризис «верхов

Кризис «верхов»

В годы войны усилилось разложение правительственной верхушки. В угоду реакционным помещикам и придворным кругам Николай II неоднократно заменял министров и председателей совета министров. За два года были сменены четыре председателя совета министров и многие министры. Шла настоящая министерская чехарда. Современники презрительно называли совет министров «кувырк-коллегией». При дворе большую силу приобрели проходимцы и авантюристы, которые пользовались неограниченным доверием царской семьи. Продажность, казнокрадство, взяточничество достигли невиданных размеров.

Самодержавная государственная машина разваливалась. Неспособность царизма управлять страной стала очевидной для всех. Даже монархические круги начали выражать недовольство правительством Николая II. В декабре 1916 г. группа заговорщиков-монархистов убила авантюриста и проходимца Распутина, который пользовался неограниченным доверием царицы и всей царской семьи, вмешивался в государственные дела и компрометировал правительство. Распутина убили, чтобы спасти династию от окончательной дискредитации. Но это не могло предотвратить революцию.

Царское правительство не могло довести войну до победного конца. Это усилило оппозиционные настроения среди буржуазии. Она все настойчивее требовала привлечения ее представителей к управлению государством, создания ответственного перед Думой «министерства доверия», т. е. правительства из числа лиц, пользовавшихся доверием и поддержкой буржуазии. Буржуазия надеялась, что такое правительство сможет довести войну до победного конца и задушить революционное движение в стране.

Все это означало, что к концу 1916 г. в России сложилась революционная ситуация - не только «низы» не хотели жить по-старому, но и «верхи» не могли управлять по-старому.

Мощный, стихийный взрыв народных масс против ужасов войны, голода и дискредитированной власти завершился победой Февральской революции 1917 г., вследствие которой российский абсолютизм ушел в историю. В силу исторических особенностей своего формирования (патернализм) и существования либерально-демократические круги и их политические партии, представляющие новые социальные слои, так и не смогли взять власть. На какое-то время сложилось уникальное для того времени положение «двоевластия». Власть в стране перешла в руки Временного правительства и Совета рабочих и солдатских депутатов. Наличие двух конкурирующих между собой властей вело, по сути, к «безвластию».

Неспособность и нежелание Временного правительства решить главные вопросы российского бытия (мир, аграрная реформа) привели к утрате доверия к буржуазной власти со стороны народных масс. В условиях продолжающейся войны и постоянного роста социальной напряженности большевистская партия, которая еще в апреле 1917 г. насчитывала всего лишь 24 тыс. человек, к октябрю имела в своих рядах 360 тыс. 3 марта 1918 г. большевики пришли к власти .

Аннотация. В статье автор на основе анализа многочисленных документов показывает наличие острого социально-экономического кризиса и одновременно кризиса «верхов» накануне Февральской революции. Автор подвергает критике утверждения Б.Н. Миронова о сравнительно благополучной ситуации и отсутствии кризиса власти накануне февраля 1917 г.

Ключевые слова: Февральская революция, социально-экономический кризис, кризис власти, Б.Н. Миронов.

Изучение причин и предпосылок Февральской революции 1917 г. в России реализуется в рамках различных теорий революции (марксистской, мальтузианской, модернизационной, институциональной, психосоциальной и др.). На рубеже XX- XX вв. в процессе отказа от марксистской парадигмы исследований среди части публицистов и историков (Н.В. Старостин, П.В. Мультатули, Б.Н. Миронов и другие) получили широкое распространение взгляды о том, что «недовольство «снизу» и несостоятельность «верхов» накануне февраля 1917 года сильно преувеличены.

Во время Первой мировой войны понижение благосостояния в России было очень умеренным… . По самым пессимистическим оценкам, снижение реальной зарплаты к началу 1917 г. составило лишь 9%, а по оптимистическим - она увеличилась на 9% . Материальное положение деревни было стабильным .

В Петрограде накануне февральских событий хлеба выдавалось в день на человека полтора фунта (615 г), рабочим - 2 фунта (820 г) . Действительно ли в условиях Первой мировой войны падение жизненного уровня было незначительным, положение на рубеже 1916/1917 гг. было стабильным и кризис «низов» - это миф, придуманный большевиками? Действительно ли «несостоятельность «верхов» накануне февраля 1917 г. сильно преувеличена» (Б.Н. Миронов), оснований свергать монархию, которая способствовала движению России вперёд (Б.Н. Миронов), в феврале 1917 г. не было? Для ответа на эти вопросы обратимся к анализу документов того времени. Предварительно отметим два важных момента.

Во-первых, с осени 1916 г. судьба России, включая её возможность победить врага на фронте, стала решаться не на полях сражений, а в тылу. Во-вторых, анализ отечественной истории свидетельствует о том, что судьба страны в девяти случаях из десяти при всех политических режимах решалась в столице: дворцовые перевороты в XVIII в., восстание 14 декабря 1825 г. в Петербурге, Февральская и Октябрьская революции в 1917 г., смещение Н.С. Хрущёва в 1964 г., события августа 1991 г. или октября 1993 г. в Москве и т.д. У провинции, то есть 99% населения страны, в феврале 1917 г., как и в другие исторические эпохи, не было механизма повлиять на исход борьбы за власть. Таким образом, ключ к пониманию возможного варианта развития событий в России во второй половине 1916 - начале 1917 г. - это ситуация в Петрограде, а не процессы в стране в целом («среднестатистическая температура по больнице» - именно такие обобщающие цифры использует в своих работах Б.Н. Миронов). Как и чем жила страна и особенно её столица в 1916 - начале 1917 г.? Выступления депутатов Государственной думы, материалы Земско-городского союза, других общественных организаций, многочисленные статьи в газетах и журналах приводят множество фактов о надвигающейся катастрофе осенью 1916 - в феврале 1917 г. и о полном бездействии властей в течение многих месяцев перед крушением монархии. Нам могут возразить, что всё это мнение оппозиции, то есть необъективно. Мы предлагаем обратиться к анализу документов, вышедших из правительственного лагеря и ближайшего окружения царя.

Положение в стране и в столице в 1916 г. и в начале 1917 г. очень подробно проанализировано в Докладах Петроградского охранного отделения и его начальника К.И. Глобачева в департамент полиции министерства внутренних дел за 27 января, 17 февраля, 4 и 30 марта, 4 и 12 мая, 13 сентября, октябрь 1916 г., 5 февраля 1917 г., в многочисленных материалах, направляемых царю из различных источников, в переписке современников. Из письма императрицы Александры Фёдоровны императору Николаю II от 1 февраля 1916 г.: «…в городе (Петрограде. - А.Д.) настоящий скандал, и цены стали невозможными… Наш Друг (Г.Е. Распутин. - А.Д.) встревожен мыслью, что если так протянется месяца два, то у нас будут неприятные столкновения и истории в городе. …

У нас всего очень много, только не желают привозить, а когда привозят, назначают цены, недоступные ни для кого» . Во-первых, пишет не враг власти, а императрица. Во-вторых, дата документа - 1 февраля 1916 г.(!) Перебои с продовольствием начались в Петрограде не в феврале 1917 г. и не по инициативе «врагов царя», а имели место как минимум за год до падения монархии. В-третьих, «цены, недоступные ни для кого» были уже в феврале 1916 г. Однако их фантастический и стремительный рост (по 50-100% в месяц) был ещё впереди.

В Докладе Петроградского охранного отделения указывалось, что в октябре 1916 г. «страна переживала исключительную серьёзность исторического момента, неисчислимые катастрофические бедствия, кои могут угрожать всему жизненному укладу государства возможно в близком будущем…» . «Постепенно назревавшее расстройство тыла, иными словами - всей страны, носившее хронический и всё прогрессировавший характер, достигло к настоящему моменту (октябрь 1916 г. - А.Д.) того максимального и чудовищного развития, которое определённо, и уже теперь начинает угрожать достигнутым на действующем фронте результатам и обещает в самом скором времени ввергнуть страну в разрушающий хаос катастрофической и стихийной анархии» .

Экономическое положение населения ухудшалось с каждым месяцем. «В то время, как заработная плата у массы поднялась всего на 50% и лишь у некоторых категорий (слесаря, токаря, монтёры) на 100-200%, цены на все продукты возросли на 100-500%» . Например, в октябре 1916 г. по сравнению с довоенным 1914 г., по нашим подсчетам на основе данных Петроградской охранки, цены выросли на: оплату угла (наём жилья) на 400%, обед в чайной на 600%, чай на 500%, сапоги на 400-500% . В докладе приводятся многочисленные статистические данные о том, что не только в столице, но и в провинции «всюду полная разруха…» .

В Докладе приводятся факты и вывод «видного деятеля» на собрании банковских служащих: «Страна экономически совершенно разорена: у 3 /4 населения нет возможности даже кое-как существовать; неорганизованность государственного хозяйства, злоупотребления агентов власти, отсутствие уменья руководить общей экономикой страны и ещё тысячи других причин привели страну к экономическому краху» . Профессора-экономисты, обсуждавшие вопрос о текущем моменте в начале августа 1916 г., считают, что «Россия пришла к полному банкротству, как финансовому, так и политическому и даже нравственному» .

Близко к этому и мнение партии «октябристов»: «страна отдана во власть мародёрам … само правительство оказывается виновным в значительной части происходящих неурядиц … Положение слишком серьёзно, а правительство с этим совершенно не считается…» . Какие настроения царят в обществе осенью 1916 г., за несколько месяцев до февраля 1917 г., и чего можно ожидать в ближайшем будущем? В это время «оппозиционность настроений … достигла таких исключительных размеров, каких она … не имела в широких массах даже в период 1905-1906 гг.» . В обществе «все без исключения выражают определённую уверенность в том, что мы накануне крупных событий», в сравнении с коими «1905 год - игрушка» .

Авторы доклада делают важный вывод о том, что «по всей России наблюдается одно и то же: всюду понимают, что при старых порядках (при Николае II, - А.Д.) не победить немцев» . Петроградское охранное отделение в докладе на 32 машинописных страницах приводит множество фактов и предупреждает власть о том, что к октябрю 1916 г. в стране и в Петрограде сложилась взрывоопасная ситуация, разрешение которой

требует решительных действий со стороны царя и правительства. Авторитет власти почти у всех слоёв общества достаточно низкий. До начала революции, 23 февраля 1917 г., ещё 3,5 месяца. Ещё есть возможность исправить положение дел… Что же мы читаем спустя 3 месяца в очередном докладе начальника Петроградского охранного отделения К.И. Глобачева от 5 февраля 1917 г. о ситуации в стране и в столице? Наступление Нового (1917-го. - А.Д.) года сопровождалось новой вспышкой дороговизны: … многие товары вновь поднялись в стоимости на 50-100 и даже больше процентов . «Рост цен за время войны, достигающий 3000% (или в 30 раз. - А.Д.), по мнению К.И. Глобачева, превосходит всякое человеческое понимание и ничем другим не может быть объяснён, как стремлением каждого мародёра «не отстать от других» .

Каковы перспективы? «Оптовики … выражают уверенность, что к февралю (1917 г., т.е. за месяц. - А.Д.) цены на многие продукты поднимутся на 75-100%» . По данным анкет Биржи труда и больничных касс, значительно ухудшились санитарные условия работы и жизни рабочих. Как результат: к началу 1917 г. по сравнению с 1915 г. заболеваемость рабочих на петроградских предприятиях выросла в 20 раз . В Петрограде с начала войны закрылось до 20.000 ремесленных предприятий из-за недостатка сырья.

В ближайшем будущем, по данным Биржи труда, в Петрограде ожидается небывалый кризис мелкой промышленности, 3 /4 которой принуждены будут прекратить своё существование; десятки тысяч специалистов рабочих будут выброшены в ряды чернорабочих . Приводя почти на 10 машинописных страницах множество фактов кризиса всех сфер жизни общества, К.И. Глобачев предупреждает власть о том, что в Петрограде в январе 1917 г. «озлобление достигло своего апогея…» . Но не только в столице, а и из провинции «со всех сторон России поступают сведения, показывающие глубокое недоверие населения к Правительству и его мерам» . В ближайшем будущем России грозит крах, какого ещё не знала русская история . До начала революции оставалось 18 дней… Из множества известных сегодня оценок ситуации в стране великих князей, генералов, политиков в нашей краткой статье приведём только некоторые.

В октябре 1916 г. начальник штаба Ставки Верховного главнокомандующего генерал М.В. Алексеев в разговоре с императором указал, что именно «Ваше дряхлое, дряблое, неразумное и нечестное правительство ведёт Россию к погибели…» . 1 ноября 1916 г. о грозящей России катастрофе императору говорил великий князь, известный историк Николай Михайлович. В оставленном им царю в тот же день письме есть такие строки: «так дальше управлять Россией немыслимо». «Ты находишься накануне эры новых волнений». Если не изменить политику, «твой престол и нашу дорогую Родину» ждут «самые тяжкие и непоправимые последствия» .

«Вы не можете представить, какой хаос в правительстве, - говорил мне (в начале ноября 1916 г. - А.Д.) начальник штаба Корпуса жандармов генерал В.П. Никольский. - Кажется, всё делается, чтобы государственная машина остановилась … Может быть, уже никакие меры не помогут спасти нас от катастрофы» . 5 ноября 1916 г. заместитель министра внутренних дел князь В.М. Волконский в разговоре с Г.И. Шавельским для передачи царю: «Положение катастрофическое…, а в правительстве - безумие. Как будто нарочно делается всё, чтобы ускорить развязку» . 8 ноября 1916 г. бывший Верховный главнокомандующий русской армией великий князь Николай Николаевич в продолжительном разговоре с царём с глазу на глаз среди прочего сказал: «Положение катастрофическое. Неужели ты не видишь, что ты теряешь корону? Опомнись пока не поздно…» По итогам разговора с императором Николай Николаевич сделал важный вывод: «…я понял, что всё кончено, и потерял надежду на его спасение.

Ясно было, что мы катимся быстро по наклонной плоскости и рано или поздно он корону потеряет» . 10 февраля 1917 г. с императором и императрицей встречался наиболее близкий к ним великий князь Александр Михайлович. Главная мысль предварительно направленного им Николаю II письма: «…как это ни странно, но правительство есть сегодня тот орган, который подготовляет революцию; народ её не хочет, но правительство употребляет все возможные меры, чтобы сделать как можно больше недовольных, и вполне в этом успевает. Мы присутствуем при небывалом зрелище революции сверху, а не снизу» . Положение в стране Александр Михайлович определяет как «хаос» . Основной вывод Александра Михайловича от беседы с императором и императрицей: «Ждать добра из Царского Села нельзя, и вопрос стоит так: или сидеть сложа руки и ждать гибели и позора России, или спасать Россию, приняв героические меры. Положение безвыходное, такое, в котором Россия никогда не находилась» .

Другими словами, только отстранение царя от власти может спасти Россию.

Таким образом, можно сделать следующие выводы:

1. В течение всего 1916 года и в январе - феврале 1917 г. в России нарастал кризис «низов»: значительное ухудшение всех социальных слоёв и массовое недовольство властью.

2. Главной причиной краха монархии были не «козни» шпионов, масонов и других «врагов» России, а кризис «верхов»: нежелание и неспособность власти решать задачи, стоящие перед страной.

Список источников и литературы

1. Миронов Б.Н. Русская революция 1917 года в условиях экономического чуда: по классическому сценарию? // Отечественные записки. - 2012. - №1 (46). - С. 267-283.

2. Миронов Б.Н. «По сравнению с 1913-м…» Уровень жизни российских рабочих и крестьян в предреволюционные годы отнюдь не падал, как принято считать // Родина. - 2016. - №11. - С. 64-67.

3. Миронов Б.Н. Униженные и оскорблённые. «Кризис самодержавия» - миф, придуманный большевиками // Родина. - 2006. - №1. - С. 12-17.

4. Переписка Николая и Александры Романовых. - Т. IV. 1916 год. - М. - Л.: Государственное изд-во, 1926.

5. Доклад Петроградского охранного отделения особому отделу департамента полиции. Октябрь 1916 г. / Красный архив. Исторический журнал. - Том четвёртый (семнадцатый). - 1926. - М.-Л., 1926. - С. 4-35.

6. Доклад начальника Петроградского охранного отделения К.И. Глобачева директору Департамента полиции 5 февраля 1917 г. / Глобачев К.И. Правда о русской революции: Воспоминания бывшего начальника Петроградского охранного отделения. - М., 2009. - С. 381-402.

7. Шавельский Г. Воспоминания последнего протопресвитера русской армии и флота. - Нью-Йорк: изд. им. Чехова, 1954. - Т. II.

8. Николай II и великие князья. Родственные письма к последнему царю. - М.-Л.: Государственное изд-во, 1925.

9. Военный дневник великого князя Андрея Владимировича. - М., 2008. Запись от 9 марта 1918 г.

10. Письмо в. кн. Александра Михайловича в. кн. Николаю Михайловичу от 14 февраля 1917 г. / Дневники Николая II и императрицы Александры Фёдоровны: в 2 т. / Отв. ред., сост В.М. Хрусталев. - М.: ПРОЗАиК, 2012. - Т. 1. 11. Всеподданнейший доклад М.В. Родзянко 10 февраля 1917 г. / Блок А. Последние дни императорской власти. - Петербург: Алконост, 1921. Приложение VI. - С. 158-166.

Данилов А.Г. (г. Ростов-на-Дону)

Уже к началу 1878 г. внутреннее положение в России стало напряженным. Война с Турцией усугубила бедствия и недовольство трудящихся масс. Участились крестьянские волнения, слухи о переделе земли, рабочие забастовки (с конца февраля до 20 марта в Петербурге продолжалась небывало крупная стачка на Новой Бумагопрядильне с участием 2000 рабочих). В такой обстановке переход народников от пропаганды к террору крайне обеспокоил «верхи». 31 марта 1878 г., в тот день, когда суд присяжных неожиданно для правительства оправдал Веру Засулич, впервые было созвано при царе чрезвычайное совещательное присутствие, или, как оно стало именоваться позднее, «Особое совещание для изыскания мер к лучшей охране спокойствия и безопасности в империи». Этот орган состоял из министров, так или иначе ответственных за карательную политику, под председательством П.А. Валуева и созывался лишь в экстренных случаях - как правило, после наиболее «устрашающих» актов «красного террора». Деятельность особых совещаний подробно исследована П.А. Зайончковским .

Опыт 1878-1879 гг. показывал, что «красный террор» не только не пасует перед «белым террором», но, напротив, усиливается в ответ на репрессии. Такой оборот дела вызывал у карателей растерянность, особенно после убийства Н.В. Мезенцова, которое, по словам кн. В.П. Мещерского, «повергло в ужас правительственные сферы» . Военный министр Д.А. Милютин в день убийства (4 августа 1878 г.) обеспокоенно записал в дневнике, что «сатанинский план тайного общества навести террор на всю администрацию… начинает удаваться» . Действительно, в Петербурге не только среди обывателей, но и в чиновничьих кругах (вплоть до самых высших) надолго водворилась смута. По городу ползли слухи о том, что к 15 ноября революционеры готовят «варфоломеевскую ночь» своим противникам . Весь благонамеренный Петербург жил в страхе. Когда и. д. шефа жандармов Н.Д. Селиверстов доложил царю (20 августа), что он рассчитывает «устранить панику в столице» лишь «в течение нескольких месяцев», да и то «при помощи божией», царь ответил: «Дай бог» .

Вновь подчеркну, что царизм испытывал страх не просто перед «красным террором», как таковым, а перед угрозой его соединения со стихийным протестом рабочих и крестьянских масс. Поскольку же первым своим врагом, потенциальным застрельщиком возможной революции он считал «социально-революционную партию» народников, то именно против нее главным образом и нацеливал свою карательную политику. Более того, так как «верхи» знали, что составляет эту партию «небольшое сравнительно число злоумышленников» , расчет подавить ее непрерывным усилением репрессий казался реальным. Поэтому в 1878-1879 гг. «белый террор» свирепел от месяца к месяцу.

За эти два года царизм, как никогда прежде, расширил и усилил свою низовую опору - полицию, и политическую, и общую. 9 июня 1878 г. была организована целая армия коннополицейских урядников (5 тыс. человек на 46 губерний), между прочим (!) и для «охранения общественной безопасности» , а 19 ноября того же года при общей полиции каждой из 46 губерний была учреждена специально для «политических» сыскная часть . Жандармский корпус с 1878 г. стал получать сотни тысяч рублей дополнительных ассигнований .

Сильная численно и материально полиция к тому же имела и большую юридическую силу. «Исчисляют, - сообщала либеральная газета «Порядок», что в наших кодексах существует, по крайней мере, пять тысяч статей, возлагающих на полицию самые разносторонние обязанности» . Если это и преувеличение, то объяснимое. Тьма обязанностей, возложенных на полицию, открывала простор для злоупотреблений обысками и арестами, а в 1878-1879 гг. такие злоупотребления стали обыденными. По данным «Земли и воли», только в Петербурге за одну зиму 1878-1879 гг. было арестовано свыше 2 тыс. человек .

Апогей «белого террора» 70-х годов наступил вслед за выстрелами А.К. Соловьева. Царизм был разъярен и обескуражен дерзким покушением, мстил за него и в то же время боялся его повторения (даже восстания). «Как будто самый воздух пропитан зловещими ожиданиями чего-то тревожного», - записывал в те дни Д.А. Милютин. Петербургский гарнизон был поставлен под ружье: «В разных местах города секретно расположены части войск, полки удержаны в казармах» .

Из Петербурга военно-карательный психоз перекинулся на всю страну. 5 апреля 1879 г., спустя три дня после выстрелов Соловьева, Россия была расчленена на шесть сатрапий (временных военных генерал-губернаторств), во главе которых встали временщики с диктаторскими полномочиями, сразу «шесть Аракчеевых» . Другими словами, в дополнение к самодержцу всея Руси воцарились еще петербургский, московский, киевский, харьковский, одесский и варшавский самодержцы, которые соперничали друг с другом в деспотизме и жестокости. О петербургском генерал-губернаторе И.В. Гурко Ф.М. Достоевский рассказывал, что ему «ничего не значит сказать: «Я сошлю, повешу сотню студентов»» . Киевский «самодержец» М.И. Чертков в апреле - августе 1879 г. ежемесячно подписывал по нескольку смертных приговоров. Властью одесского «аракчеева» Э.И. Тотлебена людей «вагонами отправляли из Одессы» в административную ссылку . Изо дня в день следовали все новые и новые чрезвычайные узаконения «белого террора». За 1879 г. царизм, по подсчетам М.И. Хейфеца, сочинил (преимущественно стараниями генерал-губернаторов) 445 таких узаконений .

В обстановке революционной ситуации царизм неустанно изыскивал наиболее эффективные способы борьбы с «крамолой». Переходя от обычных законов к исключительным, чрезвычайным, он заново ревизовал и судебные уставы 1864 г., которые оказались «неудобными» для него после их испытания в первом же большом гласном политическом деле («нечаевцев»). Мы видели, что уже в 1872 г. политические дела в значительной степени были изъяты из общего порядка судопроизводства, предусмотренного уставами 1864 г. Но поскольку ни жандармские дознания, ни судебные процессы в ОППС не обходились без очевидных для карателей юридических «неудобств», царизм продолжал исправлять уставы 1864 г. Энергичнее прежнего он взялся за это с середины 1878 г., когда народники, как показано выше, по ходу общего усиления революционного натиска все более решительно и организованно стали отвечать на «белый террор» правительства «красным террором».

19 июля 1878 г. Александр II распорядился создать при министерстве юстиции комиссию «для тщательного обсуждения обнаруженных в законах 19 мая 1871 г. и 7 июня 1872 г. ««удобств» . Комиссия занялась было согласованием мер к еще большей оперативности и бесцеремонности жандармских дознаний («без выяснения подробностей»), но, прежде чем она успела выработать соответствующий законопроект, царизм решился на самое радикальное дополнение к уставам 1864 г. Все еще рассчитывая одолеть «крамолу» одними репрессиями, он задумал ради этого военизировать свою карательную систему. 9 августа 1878 г. в ответ на убийство шефа жандармов Н.В. Мезенцова был принят закон «О временном подчинении дел о государственных преступлениях и о некоторых преступлениях против должностных лиц ведению военного суда, установленного для военного времени» .

Такая мера, на взгляд тех, против кого она была направлена, выглядела просто лишней, ибо Сенат в руках, царизма по своему составу и покорности, казалось бы, не оставлял желать ничего лучшего для судебной расправы с революционерами. «Вот и впрямь невозможно найти разумную причину изъятия политических дел из ведения гражданского суда,- резонно заключал характеристику Особого присутствия Сената С.М. Кравчинский. - Очевидно, надеялись, что нигилисты будут устрашены грозным зрелищем военных судов, но эта надежда могла бы исполниться только в том случае, если бы нигилисты питали хоть малейшее доверие к прежнему суду. Однако дело обстояло как раз наоборот» .

Расчет на устрашение здесь, конечно, был. Но не только он побудил царизм передать дела о государственных преступлениях военным судам. По мере того как разгоралась борьба между революционерами и правительством, возникло столько политических дел, что сосредоточить их все в ОППС не было возможности, а другая инстанция, ведавшая политическими делами,- судебные палаты - не представлялась достаточно авторитетной и надежной. Верховный же уголовный суд мог использоваться, по высочайшему повелению, лишь в исключительных случаях и за все время с 1866 до 1895 г. созывался только два раза. Кроме того, даже Сенат, как показали процессы «50-ти» и «193-х», мог спасовать перед подсудимыми и тем самым повредить авторитету правительства. Правда, после скандала вокруг неожиданно мягкого приговора по делу «193-х» суд сенаторов никогда более не подводил царизм. Но недостаток санкций против «50-ти» и «193-х» лег пятном на репутации Сената. Военные же суды в том, как они обращались с подсудимыми и какие выносили им приговоры, всегда были безупречны перед правительством. С.М. Кравчинский имел все основания заявить, что эти суды «являются лишь узаконенными поставщиками палача; их обязанности строго ограничены обеспечением жертв для эшафота и каторги» .

Часть царских министров пыталась передать дела революционеров-террористов в военные суды тотчас после процесса В.И. Засулич. Уже 3 апреля 1878 г., через два дня после оправдательного приговора по делу Засулич, на заседании правительства под председательством царя министр юстиции К.И. Пален «по предварительному соглашению с некоторыми другими министрами» предложил «взвалить дела подобного рода на военные суды» (правда, исключая из этого правила женщин). Но после долгих (двухдневных) и бурных прений, хотя сам царь, «не находя исхода, вспылил, упрекнув всех своих министров гуртом в нежелании или неумении принять какие-либо решительные меры», все-таки решено было пока «отказаться от предположения графа Палена» .

После убийства Мезенцова министр внутренних дел Л.С. Маков и временно исправлявший должность шефа жандармов Н.Д. Селиверстов, встревоженные донесениями своей агентуры, представили царю панический доклад: «Все до сего времени принимавшиеся меры против противоправительственной агитации не имели ни успеха и ни добрых последствий. Зло растет ежечасно. Суд уже не властен остановить разнузданные страсти»; он «подал повод лишь к публичному глумлению подсудимых над святостью закона… Нужны меры чрезвычайные». Маков и Селиверстов настаивали на передаче всех дел о террористах (не исключая и женщин) военным судам. Доклад их датирован 8 августа. В тот же день царь пометил на нем: «Исполнить» , a 9 августа уже последовал соответствующий высочайший указ. В происхождении этого указа наглядно проявилась та специфическая особенность царского законотворчества, которую в 1906 г. разоблачал своим острым пером Е.В. Тарле: «Так как наше самодержавие зажилось на свете дольше, нежели всякое иное, то ни в одной стране не накопилось столько законодательных авгиевых стойл, нигде решительно памятники законодательства не являются до такой степени прежде всего и больше всего памятниками страха, тревожного предвидения грядущих опасностей для правящей кучки. Никогда не поймет наших законов, новелл к этим законам, новелл к этим новеллам и т. д. тот будущий историк, который, положив на своем письменном столе текст изучаемого закона по левую руку, не положит по правую руку донесения департамента полиции за те месяцы, которые соответствуют времени зарождения и изготовления данного закона» .

Закон 9 августа 1878 г. передавал в ведение военных судов не все дела о государственных преступлениях, а лишь те из них, которые были сопряжены с «вооруженным сопротивлением властям» . Прочие же дела оставались подведомственными судебным палатам, если не объявлялось высочайшее повеление о разбирательстве того или иного из низы в ОППС. Но в условиях, когда борьба народников все сильнее разгоралась и нацеливалась против самодержавия (2 апреля 1879 г. А.К. Соловьев стрелял в царя), царизм цеплялся за чрезвычайные меры и продолжал военизировать судопроизводство. Высочайший указ от 5 апреля 1879 г. дал право временным генерал-губернаторам предавать военному суду, «когда они признают это необходимым», обвиняемых в любом государственном преступлении . Теперь военные суды стали решать даже такие дела, в которых не было и намека на насилие: например, дело С.П. Ободзинского в Харьковском военно-окружном суде 31 января 1882 г. по обвинению в «распространении преступных сочинений» или дело Н.Н. Рашевского, преданного военному суду в Москве 23 сентября 1881 г. за «имение у себя» (?!) запрещенной литературы .

Судили революционеров по указу от 5 апреля 1879 г. военные суды двух категорий: военно-окружные (в каждом военном округе) и временные военные (для срочного решения дел в местах, отдаленных от того города, где функционировал военно-окружной суд). Как военно-окружной, так и временный военный суд комплектовались из кадровых офицеров по назначению командующего войсками округа (для военно-окружного суда) и начальника дивизии (для суда временного). Председательствовал в военно-окружном суде непременно генерал, а в суде временном - старший офицер, командированный из состава военно-окружного суда .

Порядок прохождения политических дел через военные суды обеих категорий был одинаков. Его определял приказ военного министра от 8 апреля 1879 г., изданный в дополнение к военно-судебному уставу. Согласно этому приказу, любой генерал-губернатор «в тех случаях, когда преступление учинено столь очевидно, что не представляется надобности в предварительном разъяснении», мог предавать обвиняемых суду без предварительного следствия, сразу после жандармского дознания; военный прокурор, получив дознание, обязан был представить дело генерал-губернатору с заключением о передаче в суд «не позже как в течение следующего дня»; обвинительный акт прокурор должен был изготовить и предложить суду «в течение суток» по получении дела от генерал-губернатора; суд, получив от прокурора обвинительный акт, обязан был начать разбирательство дела «немедленно и не позже как на следующий день (курсив мой. - Н.Т. )»; наконец, приговор полагалось объявить в течение 24 часов от начала суда .

Таким образом, главной чертой военно-судебного разбирательства оказывалась чисто воинская оперативность, неминуемо сопряженная в данном случае с крайней бесцеремонностью. Показательным в этом смысле было и предоставленное военным судам право не вызывать на судебные заседания свидетелей, а использовать показания, вытребованные у них на дознании или предварительном следствии (если таковое было) .

Так выглядели судебные установления, где, начиная с 1879 г., проходила большая часть политических процессов: в 1879 г. - 22 из 30, в 1880 г. - 25 из 32, в 1881 г. - 11 из 16, в 1882 г. - 13 из 21 и т. д. Всего с августа 1878 г. до 1 марта 1881 г. из 63 политических процессов 48 слушались в военных судах, а из 84 следующих дел о государственных преступлениях с 1 марта 1881 г. по 1889 г. еще 45 тоже были рассмотрены военными судами .

Царизм не прочь был бы отнести к ведению военных судов вообще все политические дела, даже самые важные. Дело о цареубийстве 1 марта 1881 г. и то предполагалось вначале решить военным судом . Военный министр Д.А. Милютин вынужден был разъяснять министру юстиции Д.Н. Набокову и через посредство Набокова царю, как было бы «неудобно и неблаговидно совершить столь важное государственное дело второпях, почти втихомолку, в простом заседании военно-окружного суда» и как «прилично в подобном важном случае подвергнуть злодеев суду Сената» . После этого понадобилось специальное совещание у царя с участием вел. кн. Владимира Александровича, председателя Комитета министров П.А. Валуева, четырех министров (М.Т. Лорис-Меликова, Д.А. Милютина, Д.Н. Набокова, А.В. Адлерберга) и статс-секретаря, где и «состоялось решение в пользу суда Сенатом» .

Интересно, что первомартовцев как 1881, так и 1887 г. не стали судить Верховным уголовным судом, который после судебной реформы 1864 г. созывался дважды именно по делам о покушениях на цареубийство (Д.В. Каракозова в 1866 г. и А.К. Соловьева в 1879 г.). Вероятно, в противоположность излишне упрощенному (для столь важного дела, как попытка или даже факт цареубийства) порядку судопроизводства в военных судах Верховный уголовный суд был неудобен для правительства из-за чрезмерной громоздкости следственного и судебного разбирательства и самого состава суда. Председателем его являлся, по уставу, председатель Государственного совета (т. е. один из великих князей), членами - председатели департаментов Государственного совета и первоприсутствующие в кассационных департаментах Сената, а прокурорские обязанности не только на суде, но и в ходе предварительного следствия возлагались на министра юстиции . К тому же, как подметил С.М. Шпицер, возможно, сказалась и «сложность процесса, требовавшая особой опытности и уклона юристов» , чего недоставало Верховному уголовному суду (военным судам, кстати, тоже), меж тем как Особое присутствие Сената в избытке владело «должным опытом и уклоном».

С амо понятие революционной ситуации и ее главные признаки первым научно определил и внедрил в российскую историографию В.И. Ленин. Советские историки канонизировали его определение и, как правило, подгоняли под него факты, доводя такую подгонку до абсурда. В последнее же время критики Ленина, наряду со всем прочим, тщатся отбросить и его положение о революционной ситуации, но опровергнуть ленинскую аргументацию не могут. Думается, и понятие революционной ситуации, и ее признаки вполне правомерны именно в ленинской трактовке.

Итак, что такое революционная ситуация? Совокупность объективных условий, выражающих кризис данного экономического, социального, политического строя и создающих возможность революции. Главными признаками революционной ситуации Ленин называл три следующих объективных фактора, которые, собственно, и образуют - в непременной их совокупности - революционную ситуацию как таковую: 1) кризис "верхов", 2) кризис "низов", 3) экстраординарная активность масс. В России все эти объективные условия совокупно впервые сложились к концу 50-х годов XIX в.

В стране налицо был кризис "верхов", т.е. кризис политики господствующего класса, когда "верхи" не могут более управлять по-старому, не могут сохранять свое господство в неизменном виде. Вспомним, что еще в 1839 г. шеф жандармов А.Х. Бенкендорф определял крепостное право как "пороховой погреб под государством". С тех пор прошло 20 лет. Крепостной строй все сильнее тормозил экономическое развитие страны. Показателен такой пример. В 1800 г. Россия производила 10,3 млн. пудов чугуна, Англия - 12 млн., а в начале 50-х годов Россия - от 13 до 16 млн., Англия- 140,1 млн. пудов. Разлагалась и озлобляла народ социально-политическая система феодальной России с ее сословными барьерами, всеобъемлющей коррупцией, беспределом самовластия. В 1855 г. курляндский губернатор (будущий министр внутренних дел и председатель Комитета министров) П.А. Валуев охарактеризовал состояние Российской Империи словами: "Сверху /172/ блеск, внизу гниль". В страхе перед опасностью революционного взрыва из среды господствующего класса, как из рога изобилия, полились бесчисленные письма, записки, адреса к царю с предложениями отменить крепостное право.

Особенно много таких предложений подавали "наверх" либеральные дворяне и буржуа, которые хорошо понимали, что "из цепей рабства (как выразился К.С. Аксаков) куются ножи бунта". Либералы воспользовались тем, что с начала царствования Александра II, по их словам, "немного распустили ошейник, туго натянутый Николаем". Смерть Николая I (18 февраля 1855 г.) они встретили с облегчением, полагая, что "это одна из тех смертей, которые расширяют простор жизни". Тотчас кем-то была сочинена эпиграмма:

Да помнит вечно русская земля,
Как волей божьей к ней была добра природа
18 февраля
1855 года.

Повторилась ситуация 1801 г., когда Россия узнала о смерти Павла I: зло поминали старого "плохого" царя и радовались воцарению нового, "хорошего". Славянофил А.С. Хомяков сочинил тогда целую теорию: "В России хорошие и дурные правители чередуются через одного - Петр III плохой, Екатерина II хорошая, Павел I плохой, Александр I хороший, Николай I плохой. Значит, Александр II будет хорошим". Именно с надеждой на "хорошего" царя адресовали ему свои проекты отмены крепостного права такие гранды либерализма, как славянофилы А.И. Кошелев и Ю.Ф. Самарин, западники К.Д. Кавелин (который преподавал тогда историю и правоведение наследнику престола) и Б.Н. Чичерин.

Даже крепостники, во избежание худшего, заговорили о реформах. С критикой положения в стране выступил один из столпов "теории официальной народности" М.П. Погодин. В своих "Письмах" к царю 1854-1856 гг. Погодин буквально вопиял об опасности дальнейшего сохранения крепостничества: "Вот где кроется наша революция, вот откуда грозят нам опасности, вот с которой стороны стена наша представляет проломы. Перестаньте же возиться около западной, почти совершенно твердой, и принимайтесь чинить восточную, которая почти без присмотра валится и грозит падением!"

Наконец, и сам царь вынужден был признать и декларировать необходимость отмены крепостного права. 30 марта 1856 г. Александр II выступил перед московским дворянством с речью, в которой произнес исторические слова: "Лучше отменить крепостное право сверху , нежели дожидаться того времени, когда /173/ оно само собою начнет отменяться снизу ". Вслед за тем неохотно и медленно, как в былые времена, но теперь уже необратимо, царизм начал готовить крестьянскую реформу. Не только сила экономического развития, но и простой инстинкт самосохранения толкали его к отмене крепостного права. "Уступить и остаться" - такой выход диктовала ему обстановка. Максимально возможной для него и минимально достаточной для того, чтобы предотвратить революцию, уступкой могла быть в тех условиях только отмена крепостного права.

Итак, первый признак революционной ситуации, а именно кризис "верхов", к концу 50-х годов стал фактом. Налицо был к тому же времени и второй признак - кризис "низов", т.е. обострение выше обычного нужды и бедствий народных масс. Большинство российских крестьян перебивалось тогда с хлеба на квас. Миллионы людей голодали, особенно в годы Крымской войны и неурожаев 1854-1855 и 1859 гг., поразивших более 30 губерний (70 % сельского населения империи). Даже помещики - в Тульской губернии - признавали, что крестьянин "ест всякую гадость: желуди, древесная кора, болотная трава, солома - все идет в пищу". Один саратовский помещик так рассказывал о крестьянском хлебе: "Я давал его на пробу своим свиньям, и они только понюхают, но ни одна не дотрагивалась". Нищета российской деревни ужасала современников. "Только и осталось,- мрачно шутили крестьяне,- что лечь на брюхо, да спиной прикрыться".

Не удивительно, что лишь за 1853-1855 гг., по официальным данным, взрослое крестьянское население страны уменьшилось в среднем на 10 %, а местами -до 20 % и более. Помещики же, несмотря ни на что, усиливали феодальную эксплуатацию крестьянства. С конца XVIII до середины XIX в. оброк помещичьих крестьян возрос в черноземных губерниях на 216 %, а в нечерноземных - на 350 % и продолжал расти.

Обращение царизма к народу за помощью во время Крымской войны (призыв в ополчение) дало крестьянам надежду на то, что они своим участием в ней заслужат себе свободу от крепостного права. Но война окончилась, а свободы крестьяне не получили. Повторилась история 1812-1815 гг. Разочарование крестьян в надежде на освобождение усилило их протест против крепостного строя, а разорительные последствия войны окончательно истощили их терпение. В результате значительно повысилась активность масс, т.е. оказался налицо и третий признак революционной ситуации. Если в 1851-1855 гг. в стране насчитывалось 287 крестьянских волнений (в среднем по 57 в год), то за следующее пятилетие, с 1856 по 1859, - 1341. Крестьянское движение было /174/ тем опаснее для крепостного строя, что оно в конце 50-х годов нарастало буквально из года в год. По неполным данным, число крестьянских выступлений составляло:

1856г. - 66
1857г. - 100
1858г. - 378
1859г. - 797

Напомним для сравнения, что в первой четверти века крестьянских волнений было в среднем лишь 26 в год.

Разумеется, количество выступлений в данном случае - показатель очень относительный. Методика подсчета крестьянских протестов до сих пор еще не доработана. Мы приплюсовываем одно к другому все выступления крестьян, самые различные по характеру, и многотысячные волнения, и чуть ли не индивидуальные отказы от барщины. Но представление о динамике крестьянской борьбы, ее нарастании даже эта несовершенная статистика все же дает.

Попытки некоторых исследователей (И.К. Пантин, Е.Г. Плимак, В.Г. Хорос) доказать, что в 1859-1861 гг. не было "ровным счетом никакого напора крестьянско-освободительного движения", поскольку, мол, протестовала ничтожно малая часть 40-миллионного крестьянского населения (в 1859 г.- 40 тыс. человек, по подсчетам названных авторов),- такие попытки некорректны. Элементарное требование историзма обязывает нас в данном случае (как и в любом другом) вести речь о величинах не абсолютных, а относительных, о динамике крестьянского движения 1859-1861 гг. в сравнении не со всей численностью крестьян, а с количеством протестовавших до 1859 г.

Итак, все три объективных фактора, совокупно образующих революционную ситуацию, были к концу 50-х годов впервые в России налицо. Советские историки, как правило, датировали первую революционную ситуацию точно "по Ленину": 1859-1861 гг., не задумываясь над тем, что Ленин называл такие даты условно. Лишь некоторые из исследователей аргументировали хронологию первой революционной ситуации с выходом за рамки ленинских дат. Наиболее основательно это сделал И.С. Миллер, разделивший весь период революционной ситуации на пять фаз: 1) ее "складывание" (с осени 1854 до второй половины 1858 г.), 2) "нарастание" (со второй половины 1858 до мая 1861 г.), 3) "длящаяся кульминация" (с мая 1861 по начало 1862 г.), 4) "распутье" (с весны 1862 до мая 1863 г.) и 5) "спад" (с мая /175/ до конца 1863 г.). Периодизация Миллера приемлема, но излишне дробна. По-моему, более рационален такой вариант периодизации: 1856-1858 гг.- возникновение совокупности главных признаков первой революционной ситуации; 1859-1861 гг. - это восходящая фаза ее и 1862-1863 гг. - нисходящая фаза .

Почему же революционная ситуация на рубеже 50-60-х годов не переросла в революцию? По мнению Ленина, которое многократно подтверждено ходом истории, хотя "революция невозможна без революционной ситуации, <...> не всякая революционная ситуация приводит к революции". Революция возникает лишь при наличии таких условий, когда к трем объективным факторам присоединяется фактор субъективный , а именно способность революционного класса на действия, достаточно сильные, чтобы свергнуть правительство. Такого субъективного фактора революционной ситуации, который обеспечил бы перерастание ее объективных условий в явь революции, тогда в России не оказалось. Не было еще в стране класса, способного поднять миллионы недовольных на революцию и довести ее до победы. Буржуазия должным образом еще не созрела, крестьянство оставалось раздробленным и политически отсталым, а рабочий класс только начинал формироваться. . См.: Крестьянское движение в России в 1850-1856гг. Сб. документов. М., 1962. С. 733; Крестьянское движение в России в 1857 - мае 1861 г. Сб. документов. М., 1963. С. 736.

См.: Миллер И.С. О некоторых проблемах первой революционной ситуации // История СССР. 1974. № 5.

В современной политической терминологии применительно к правящим кругам государства, ряду публицистов и общественных деятелей получило распространение понятие «элита». В печати оно используется весьма избирательно и, как правило, применяется к наиболее заметным представителям буржуазного лагеря. Для середины XIX в. в связи с особенностями социальной и политической структур более приемлемо понятие «верхи», под которым подразумеваются высшие чиновники, общественные деятели, крупнейшие земельные магнаты и различные неформальные авторитеты из придворных кругов. Так или иначе, «верхи» имели прямое отношение к принятию политических решений и реализации их на различных уровнях власти. Кризис «верхов» означал невозможность управлять страной по-старому при отсутствии их консолидированной позиции по отношению к будущим возможным изменениям – отмене крепостного права.

В дворянско-помещичьих кругах не было единства во взглядах на отмену крепостного права. Подавляющая часть помещиков не признавала никаких нововведений и противилась отмене крепостного права вообще. Многие помещики были готовы объявить крестьян свободными, наделить их гражданскими правами, но без предоставления им земли. Такое решение было повторением реформ 1816–1819 гг. в прибалтийских губерниях. Одновременно это означало изъятие у крестьян земли, на которой они вели собственное хозяйство и которой они фактически владели на протяжении многих поколений. Помещики рассчитывали, что освобождение без земли заставит бывших крепостных арендовать свои традиционные наделы за деньги или натуральную оплату. Реформа должна была сохранить прежнюю хозяйственную систему с ее феодальными повинностями: барщиной или оброком.

Другие представители помещичьего лагеря высказывались за освобождение крестьян с маленьким наделом, значительно меньшим по сравнению с существующим. Они считали, что безземельное освобождение приведет к тому, что крестьяне разбредутся в поисках заработка и найти дешевых работников будет трудно. Маленький надел прикрепит крестьян к их месту жительства и обеспечит выгодной рабочей силой.

В высших правительственных кругах был распространен взгляд, что крестьяне должны получить точно нормированные наделы, которые находились у них в пользовании. При этом повинности крестьян в пользу помещиков и в пользу государства также должны быть четко определены. Земля должна принадлежать не отдельным хозяевам, а крестьянской общине.

Разноречивые мнения о возможности отмены крепостничества нарушали прежде консолидированный взгляд дворянско-помещичьих кругов, выделяя из него оппозиционные по отношению к политике правительства группы и усугубляя тем самым кризис «верхов».